Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Дело к вечеру, переночуют у костров, выпьют, проспятся, успокоятся. С утра же похмельный отряд уже без лишних эмоций и разговоров преодолеет оставшиеся километры до укромной излучины Оби, где спрятаны два мощных катера. А там — вверх по Чулыму, подальше от цивилизации, потом по Улуюлу до Захарково, где банда вот уже больше полугода «строит» колхозный объект… В любом рисковом деле важно официальное прикрытие. Бригада строителей базировалась в деревушке на вполне законных основаниях, к чему, разумеется, приложил руку глава районной администрации. Атаман за каждого из своих людей мог быть спокоен. Они еще и в ведомости распишутся, получая крохи со стола настоящих бар — уважаемого Бориса Тимофеевича и благодетеля Александра Тимофеевича.
Пока же «строители», что называется, выпускали пар, и делали они это с неизбывным трудовым энтузиазмом.
От ближнего к лесу костра уносились вместе с дымом к небу слова бессмертного шлягера всех времен и народов: «В натуре, в натуре, к любой козырной шкуре…» Джентльмены удачи, обхватив колени руками, которые у большинства были, фигурально выражаясь, по локоть в крови, пьяно покачивались и сиплыми голосами выводили отчетливо и старательно, будто молитву, слова, боясь в глубине души, что не сбудется эта золотая мечта… И кое-кому придется вместо широкой, мягкой, цивильной кровати прилечь на шконку. Однако никто и помыслить не мог, что такой исход был бы для каждого из них счастьем…
* * *
— Повезло, однако, — заметил, успокаивая собак, Афанасий, вновь превратившийся в дремучего таежного следопыта. — От реки уходят.
— Почему? — удивился я. — Логики никакой…
— Есть, однако. Выше по течению Чулым резко к югу поворот делает. Потом — опять на север и снова на юг. Петляет. По тайге путь вчетверо короче. Тем более вечереет…
Томский Чингачгук умолк, но я и так понял, что банде в любом случае нужно где-то расположиться на ночлег. И если, говоря по-армейски, путь ее к месту постоянной дислокации не близок, то сегодня раскинут они бивак посреди леса. А утром бандиты продолжат путь. По земле ли, по воде — неважно.
— Какой у них запас по времени? — уточнил Семен.
— Часа два, два с половиной? — Афанасий вопросительно взглянул на сына. Макар молча кивнул. — Да, так и есть. Догоняем.
— Ладно, Большой Змей, веди своих бледнолицых братьев, — закончил я краткий военный совет. — И не забывай о судьбе Сусанина.
Охотник хмыкнул и скорчил рожу. Рожа удалась, хотя исполнитель не сильно напрягался.
«Жаба» меня в тот момент, конечно, душила, но не слишком. Хотя девяносто штук «зеленых» — деньги немалые. В нашем извращенном мире даже большая кровь куда дешевле стоит. Но денег мне жалко не было. Мне было невыносимо больно, что опять в мою тихую — такую недолго тихую — жизнь снова без спросу вломились уроды в грязных сапожищах. Они этими сапожищами по душе моей, пусть и неправедной, потоптались.
И я понял: не жить им.
* * *
Третий костер был самым ярким. Вокруг него расположилась большая часть банды — человек десять, — попивая водку, коньяк, виски, текилу и заморское пиво «Грольш». Все это считалось законной добычей, и каждый торопился усвоить свою долю прежде, чем до нее доберется сосед. Умопомрачительная смесь туманила и без того не слишком светлые мозги, развязывала языки — и каждому налетчику позарез требовалось поведать приятелям о своих скромных подвигах. Перебивая друг друга, герои хвастали взахлеб:
— Нет, Колян, ты видал, как я эту зверюгу — влет?…
— Ну, ты тележник, Сиплый. В какой влет? Тявкала издалека и тявкала, никому не мешала… прямо загрызла бы всех лайка вусмерть — смех один.
— Да, братаны, — вы орлы просто: вдвоем шавку замочили, хе-хе. Вон Васька с Жоркой Мажором аборигена как завалили — и волыну поднять не успел, таежник хренов!
— А сам-то ты, Корж, много наработал? — обиделся Колян за приятеля, над которым только что сам подтрунивал. — А когда все сделано было, первым зато метнулся наверх — по ящикам шарить. Герой, твою мать!
Корж побледнел:
— Ты мать мою не тронь, сука. Против псины ты молодец, конечно. Но еще раз поганое свое хайло раззявишь — голыми руками порву!
Как и многие беспредельщики, молодой механизатор Серега Коржов, с младенчества поправший все Божьи и человеческие нормы, остро нуждался в чем-то святом. И таким безгрешным светлым символом, бескорыстной жертвенной любовью оставалась для него старенькая больная мама. Едва ли не половина «зарабатываемых» денег уходила на лекарства. Мама, в свою очередь, любила своего оболтуса слепо и беззаветно. Он для нее навсегда оставался нежным и маленьким. И хотя за плечами его ходок пока не было, на совести ребенка тяжелыми гирьками висели уже семь жмуриков. За маму Корж не задумываясь добавил бы к гирькам восьмую…
По другую сторону костра матерый мужик, статью похожий на медведя, а мордой на вепря, пошерудил в огне палкой, отчего к небу тут же взвился столб искр и пепла. На него зашипели с подветренной стороны те, на кого этот пепел посыпался:
— Что тебе неймется, Утюг? Уйди от огня на хер, лучше коньяку глотни!
Бутылка скрылась в мохнатой пятерне Утюга. Он надолго присосался к едва выглядывающему горлышку. Отвалился с явным сожалением, осторожно держа темную бутыль двумя пальцами, отставил на вытянутую руку, повернул этикеткой к огню, вгляделся и неожиданно выдохнул:
— «Самус»… ох и «Самус»!
Кто-то хихикнул, кто-то громко икнул.
Утюг недобро ухмыльнулся. Верхняя губа его, криво приподнявшись, на мгновение обнажила острый желтоватый клык, отчего сходство бандюгана с вепрем стало стопроцентным.
Опьяневшие флибустьеры продолжали веселиться. Двое поднялись и, покачиваясь, будто морячки на побывке, ушли помогать братве у соседнего костра вспомнить слова песни про Ванинский порт. А у того костра уже и плясать народ порывался. Кто-то полез в рюкзак за тушенкой, почувствовав, что одним луком закусывать текилу уже западло… Один дурик ползал вокруг костра, собирая пустые бутылки, и выставлял их в ряд. Что он намеревался — сдавать их в ближайшем, километрах в семистах, пункте приема стеклотары или палить по ненужной посуде из дробовика — так и осталось невыясненным. На очередном круге сбора стеклянного урожая конечности его подломились, он распластался на земле и захрапел, странным образом попадая в такт доносящимся словам: «пятьсот километров тайга, где водятся дикие звери, машины не ходят туда, бегут, спотыкаясь, олени»…
Вожак расположился чуть поодаль, хотя и в пределах светового круга. Он тоже был хмельным, но далеко не таким веселым, как его легендарный тезка. Впрочем, и княжон поблизости не наблюдалось. Атаману приходилось довольствоваться обществом двоих собутыльников.
— А что, Стенька, может, нам за такой успех накинут чего?…
— Накинут, не сумлевайся, — недобро пошутил главарь. — Сначала догонят, потом накинут.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
