— Вам нужно испить из кубка, — протягивая мне серебристую, глубокую чашу, произнес храмовник, всовывая мне ее в руки. — Половину вы, и половину Его светлость, — пояснил он, когда я вопросительно бросила на священнослужителя обреченный взгляд.
Все присутствующие в зале, уставились на меня, ожидая, когда я, следуя указаниям, выполню свою часть ритуального действа.
Я, с трудом сглотнув ком, вновь застрявший в горле, поднесла к себе емкость и заглянула внутрь: густая, багровая жижа, плавающая там, мне не понравилась. Непроизвольно скривившись, окинула всех присутствующих в зале жалобным взглядом. Родственники смотрели на меня с сожалением и пониманием, старичок с грустью, а герцог просто стоял с каменным лицом, но я чувствовала, как Фаервуд напрягся, а еще ощутила, как он едва сдерживает себя… и гнев, что притаился внутри.
Сделав еще один глубокий вдох, затаив дыхание и зажмурившись, поднесла чашу к губам. Приторный, вязкий, с металлическими нотками вкус крови я почувствовала сразу, едва жижа коснулась моего языка. Собрав все силы и волю в кулак, сделала один большой глоток, за ним следом другой… и отстранила от себя ритуальный кубок.
Его немедленно забрали из моих дрожащих рук. Я открыла глаза и часто-часто задышала, стараясь не сглатывать: ни ком, по-прежнему стоящий в горле, ни слюну, ни этот привкус…
В тот же миг, почувствовала, как мне становится дурно. Зал закружился, стихии грозно загудели внутри: угрожающе, недовольно и протестующе. От лица отхлынула кровь, на лбу выступил холодный пот, ладони стали влажными… Я в панике заозиралась вокруг. Хотелось попросить помощи, но рот открывать я побоялась. Понадеялась, что меня поймут по испуганному взгляду и округлившимся в тревоге глазам. Но на меня не обращали внимания: теперь все смотрели на герцога, который также, как и я чуть раньше, собираясь с духом, наклонился над чашей, чтобы испить свою порцию.
При виде этого зрелища и из-за совсем свежих воспоминаний, связанных с кубком, — мне стало еще хуже. Испуганно огляделась, задергала перед собой неповрежденной рукой, часто засопела… Удерживать внутри себя испитую при ритуале жижу не было больше никаких сил! Фаервуд и старичок наконец заметили неладное, повернулись ко мне, глядя хмуро и непонимающе, а я… Сделала первое, что пришло на ум и подвернулось под руку! Выхватила у герцога емкость, и с громким, красноречивым: «Бя-я!» — вернула все содержимое своего желудка обратно в кубок! Мелко дрожа и плохо соображая, судорожно поглощая воздух мелкими вдохами, машинально сунула чашу обратно в руки Фаервуда.
Глава 53В алтарном зале вновь повисла тишина. Абсолютная такая, нерушимая!
Я с сожалением взглянула на храмовника: так старался, тратил силы и энергию, так проникновенно, протяжно пел заклинание, — и все насмарку! По лицу было видно, что и он не рад. Как-то ему тоже вмиг поплохело. Разве что за сердце не схватился. В таком возрасте всякое уже могло случится! А вот мертвецкая бледность явственно проступила на лице дедушки. Старичок открыл рот, несколько раз схватил им воздух, испуганно глядя на меня.
Я сразу поняла — подвела… И сильно! Потому как стоящий напротив меня Фаервуд издал громкий, почти звериный рык. Я тут же вспомнила о его присутствии. Вновь задрожала и опасливо взглянула на герцога. Если прежде у меня еще оставались небольшие сомнения в том, что Светлость — демон, то вот прямо сейчас была уверена. Он покраснел от ярости, разве что огнем не пылал, хотя мог. Уж я-то знала! Магия огня — она вполне способна… Особенно когда ты в гневе. Большие рога, правда, не проявились, но лицо страшно исказилось!
Еще одно протяжное гортанное рычание, и мы со Святейшеством замерли и перестали дышать. Остальные присутствующие в зале, кажется, тоже. Руки его до побелевших костяшек сжались на проклятом кубке. Артур с отвращением и гневом медленно опустил на него взгляд, потом поднял глаза на меня. В них полыхало пламя преисподней, а на скулах заходили желваки, да и зубы, что он так сильно сжал, угрожающе скрипнули. Меня сейчас точно сожрут! Уверена! Испуганно округлила глаза и больно прикусила губу, а еще хотелось позаламывать пальцы, но это точно не сейчас. Вдруг придется обороняться перед смертью, — руки должны быть свободны!
Резкое движение, и чаша, наполненная кровавой жижей и рвотной массой, полетела с помоста в «свидетелей». Багровые брызги оросили ближайшие скамьи. Кубок, звеня, покатился по потрескавшемуся от времени мрамору; а мы подскочили на месте. Из меня так чуть дух не вылетел от неожиданности!
Больше всего не повезло Святейшеству: Фаервуд с рычанием схватил его за грудки. Послышался угрожающий треск ветхой ткани рясы. Герцог подтянул храмовника к себе и прорычал:
— Это еще что такое?! — сильно тряхнул, бедного еле живого старика. — Что это значит?! Отвечай!
— Это… это зна-значит, — заикаясь начал бормотать мертвецки бледный храмовник. — Ч-что… ее магия не п-принимает ритуальный напиток…
— Почему?! — как-то совсем взбешенно проревел Фаервуд, отрывая Святейшество от земли.
Я в этот миг, понимая, что старик может выдать меня, на подгибающихся от слабости и страха ногах, стала отступать назад.
— Во время кровного ритуала такое бывает только в одном случае, — совсем сжавшись, и втянув голову в шею, испуганно прохрипел он. Перевел дух и отчаянно добавил, задыхаясь в руках герцога: — Девушка уже связана с кем-то магическими и брачными узами!
Вот тут-то и настал мой час! Сердце упало в пятки, дыхание сбилось, и я крупно задрожала. Все! Вот теперь мне точно конец! Причем без сомнения! Из зала послышались пораженные возгласы родственников, но было не до них. Меня сейчас будут убивать, а они переживут это известие, свыкнутся… потом.
Фаервуд медленно перевел свой ужасающий взгляд на мою фигуру, выпустил из рук старичка и двинулся ко мне.
— Стойте! — неожиданно воскликнул храмовник, видимо не желая, чтобы в его храме произошло еще и демоническое жертвоприношение. Он обернулся, жестом подзывая моего отца. — Подождите…
Такой же, как и все мы: ни живой, ни мертвый — отец, дрожа и скукожившись приблизился к помосту. В глазах его мелькнул страх, растерянность и обескураженность.
— Это ведь ее отец? — спросил старичок, хватая, подошедшего отца за плечо, наверно переживая, что тот сорвется с места и сбежит.
Герцог, глядя на храмовника исподлобья, медленно и как-то неуверенно кивнул.
— Хорошо… — с невероятным облегчением выдохнул он. — Идемте! — тут же добавил с нажимом и, не выпуская отца из крепкой хватки, потянул вглубь помоста. Меня тоже поманил следом.
— Я смогу разорвать брачную связь с помощью родственных уз, ведь родные явно на брак не благословляли, судя по их недоумению... — пробормотал храмовник, пока мы шли за ним.
Только сейчас я заметила, что в углу, у темной стены на высокой подставке стояла большая мраморная чаша. Вот к ней мы и направились. Новый приказ протянуть вперед руку. Раненную прежде, правда, брать отказались. Нужна была свежая кровь из новой раны! Алые струйки с наших с отцом рук потекли в наполненную светящейся голубоватой жидкостью чашу. Новая повязка поверх раны. Теперь я походила на девушку, пытавшуюся покончить жизнь самоубийством, не иначе.
