Книга Будьте моим мужем - Ксюша Иванова

Я был уверен, что моя свобода висит на волоске. Ясно же — что бы ни случилось, всегда виноват тот, кто недавно вышел из тюрьмы! Когда ехал в участок, был уверен, что меня никто ни о чем и спрашивать не будет, просто закроют и все. Но усталый, немного помятый майор, явно сидевший на суточном дежурстве, примерно моего возраста, спрашивал, записывал и даже пытался вникнуть в мой рассказ.

— То есть вы избили гражданина Крамского потому, что приревновали к своей жене?

Фамилия какая-то… знакомая… Крамской? Как у…

— Так? — не дал закончить мысль майор.

— Да. Приревновал, — и был даже рад, что этот поганый журналист появился так вовремя — лучше его, чем Эмму! Впрочем, я не знал наверняка, смог бы ее ударить. Я все понимал тогда. Я говорил себе там на улице то, с чем был умом абсолютно согласен: "Пашка, она ничего такого не сделала, чтобы ты срывался сейчас — предупредила, позвонила, на улице с детьми отдала бы ему флешку и уехала к тебе! Успокойся!" Но при этом… она была очень красивой. Она была еще лучше сейчас, чем всегда до этого — и платье, и прическа, и подведенные глаза… И разве это плохо, когда ТВОЯ женщина выглядит замечательно? Разве это плохо, когда тебе завидуют другие мужики? Но упрямая мысль, что она такая не для меня, что она для другого старалась, ужом вилась в моей голове, и я, все понимая, ничего с собой поделать не мог!

— А какие отношения связывают вашу жену и Крамского? Они — коллеги? Или может, живут рядом? Или встречались?

— Насколько я знаю, он пишет статью о приемных семьях.

— А у вас такая семья?

— Ну да.

— Судя по штампу в вашем паспорте, вы женаты недавно?

— Да, недавно.

— А Крамского как давно знаете?

— Вообще не знаю его. Видел несколько раз. Он крутился возле Эммы. В ресторан ее приглашал. Якобы чтобы статью обсудить. Но сами подумайте, статья-то о приемной семье, так ее в семье-то и нужно обсуждать, со всеми членами, так сказать! Почему он нас всех вместе, с детьми, не позвал, а только ее одну? Опять же… несколько раз я видел его машину возле дома, где… мы живем, — рассказывал и сам понимал, что всего-то пару дней живу в этой самой семье, о которой так уверенно говорю, и журналист этот Эмму знает примерно столько же, сколько и я.

Майор спрашивал что-то еще, я отвечал. И когда он уже позвал помощника, встав из-за стола и выглянув в коридор, я понял, что разговор окончен и напрягся в ожидании "приговора".

— Слушай, Павел… — он вдруг перешел на ты, запнулся, а потом заглянул в свои записи и добавил. — Алексеевич, тут дело такое. По-хорошему я бы тебя отпустил сейчас — заявы от пострадавшего нет… пока нет, и неизвестно еще, будет ли она. Но ты же, наверное, понимаешь, что именно этого человека трогать было никак нельзя… с твоим-то прошлым!

— А что это… — начал я и, наконец, вспомнил, что это за чувак такой — фамилия-то как у нашего мэра! — Это сынок его что ли? Бля-ядь…

— Ну ты даешь! Че не знал? Офигеть! — майор потянулся к сигаретам, сделал знак вошедшему дежурному, и последний вновь закрыл дверь, только заглянув к нам. — Теперь понимаешь меня? Отпустить не могу. Никак. Начальство сразу, еще до допроса сказало — закрыть. Но заявы-то пока нет. Трое суток посидишь. Не будет заявы, отпущу и все. Иначе получится, что задержали и отпустили — мер не приняли, дебош в общественном месте остался безнаказанным. Правда, мой следак поехал уже к пострадавшему, вполне возможно, что и заяву он накатает. Адвоката-то ищи на всякий случай.

— Позвонить дашь? — мне тоже было не до официоза, поэтому и ответил в его стиле.

— Сейчас дежурному скажу, отдаст тебе твою мобилу ненадолго. Здесь поговоришь. Слушай, а мальчишка твой чего так вел себя странно? Еле отцепили его от Крамского!

Вот этого я не помнил. Совершенно. Нет, смутно что-то такое представлял себе. Вроде бы, видел Андрюху рядом и испуганное лицо Эммы. Бил журналиста, сквозь кровавую пелену собственной ярости с трудом рассматривая все вокруг, а сам думал: "Только бы не Эмму!" Я по пути в участок начал в себя приходить… Пожал плечами в ответ на вопрос майора.

Не знаю, может быть, майор сам по себе был нормальным мужиком, а может, просто проникся моей ситуацией, только протянув мне мой телефон, он даже пошел к двери, явно собираясь дать мне возможность поговорить без свидетелей. И, что уж совсем поразило меня (предыдущий опыт сформировал очень негативное представление о сотрудниках нашей полиции в целом), уже из коридора спросил:

— Могу жену на пару минут к тебе пустить. Хочешь?

Из трубки доносился голос моего юриста, с которым уже давно работал, и который мог бы посоветовать специалиста в данном вопросе, а я завис, не понимая, хочу ли сейчас видеть Эмму. Хотел, да. Очень хотел. Но вслед за вспышкой гнева и ревности, вслед за необъяснимым моим сумасшествием, пришел стыд. Наконец-то включилась нормальная мужская совесть, которая подсказывала, что я опасен для этой женщины, что я опасен для любой семьи в принципе, и для Эммы в частности. Зачем ей такая проблема, как я? Зачем ей жить в постоянном страхе — вдруг снова что-то мне в голову взбредет, вдруг опять что-то не понравится, перемкнет меня, и я все-таки ее ударю? Ей спокойно жить нужно, детей растить…

— Нет. Не нужно. Спасибо…