— Что ты здесь делаешь? — спросил Медвежонок.
— Жду, когда ты выздоровеешь, — ответил Ежик.
— Всю зиму. Я, как узнал, что ты объелся снегом, — сразу перетащил все свои припасы к тебе…
— Не помню, — сказал Медвежонок.
— Еще бы! — вздохнул Ежик. — Ты всю зиму говорил, что ты — снежинка. Я так боялся, что ты растаешь к весне…
1
— Золотарёва! Стоять.
Алёна мысленно чертыхнулась, всё-таки надеялась, что сможет прошмыгнуть мимо начальника незаметно, бочком, пока он разговаривал с Димкой Огарёвым, и тот, судя по тоскливому выражению на лице, тоже получал втык. Но её осторожное перемещение по коридору всё же было замечено, и пришлось остановиться. Алёна на секунду замерла, продолжая стоять к главному редактору спиной, но затем повернулась и улыбнулась Петру Алексеевичу как ни в чём не бывало. С готовностью отрапортовала:
— Я здесь. Готова выполнить любое задание.
Огарёв за спиной редактора скроил насмешливую физиономию, а большим пальцем весьма выразительно провёл по своему горлу. Алёне очень хотелось кулаком ему погрозить, но начальник в этот момент сверлил её подозрительным взглядом, впрочем, Рыбников никогда особо радужных надежд на её счёт не питал, поэтому смысла расстраиваться не было. Она переживёт, в который раз.
— Ты для начала предыдущее выполни, как надо.
Алёна остановила взгляд на его плече, чтобы в глаза не смотреть. Рискнула поспорить:
— Я уже выполнила. Как надо.
— Как надо? Ты называешь это — как надо?
Огарёв фыркнул за его спиной, и Пётр Алексеевич оглянулся на него, будто только вспомнил, что полминуты назад его распекал. Рукой махнул.
— Иди отсюда.
Димка за ухом почесал.
— Так мне ехать на этот митинг?
— Поезжай. Сними всё от и до. — Пётр Алексеевич на Алёну взглянул, прищурился. — Потом отдашь материал Золотарёвой, она напишет. Как надо напишет, а не как привыкла. Понятно, Золотарёва?
Тон был грозный, и можно было вздохнуть в расстройстве, но Алёна вместо этого нахмурилась.
— Какой ещё митинг?
— В поддержку депутата Беленького.
Вздох всё-таки вырвался.
— Ему не надоело? Дался ему этот торговый центр!
— Не твоё дело, Золотарёва, надоело ему или нет. Ты журналист, ты должна освещать. — Рыбников снова оглянулся за своё плечо, ещё раз махнул на Огарёва рукой, призывая, чтобы тот мгновенно испарился. И тот это сделал, а редактор вновь впился обвиняющим взглядом в лицо Алёны. — Ты понимаешь значение этого слова — освещать? Писать то, что есть, а не то, что тебе хочется. Иначе сиди дома и пиши роман! — К концу тирады его голос до предела возвысился и отозвался суровым эхом от высокого потолка коридора редакции.
Алёна хотя и хмурилась, но нос вздёрнула, выслушивая упрёки с каменным выражением лица. А Пётр Алексеевич тон поубавил, откашлялся и быстро огляделся по сторонам. А затем уже тише и проникновеннее продолжил:
— Вот что с тобой не так? Тебя просили написать про новый банк, а ты что написала? Алёна, у тебя какие-то проблемы? Ты скажи честно, я попытаюсь войти в твоё положение.
— Да всё со мной так, Пётр Алексеевич! — Алёна заговорила громким шёпотом, и тоже возмущённо. — Я всё написала, как есть. Если они мошенничают с кредитами, что с этим делать? Я всё узнала, у меня свидетели есть, Пётр Алексеевич, мы можем такой материал сделать!
Рыбников смотрел на неё с болью.
— Скажи, я с ума сошёл, когда тебя на работу взял? Моё неадекватное состояние было заметно?
— Пётр Алексеевич! Я же серьёзно!
— Я тоже серьёзно, Золотарёва! С твоими талантами откапывать криминал, надо было идти работать в прокуратуру, а не в журналистику. Оставь эти кредиты в покое, все твои свидетели и информаторы испарились, как только к ним обратились официально.
Алёна насупилась, возразить было нечего, и от расстройства она от начальника отвернулась. А тот смерил её многозначительным взглядом, сунул руку в карман брюк, повёл широкими плечами. Он вообще весь был высокий и широкий, довольно дородный мужчина с огромным самомнением, как о своём уме, так и о красоте и талантах. Сам себя искренне считал завидным экземпляром. И, наверное, поэтому к молодёжи, особенно к девушкам, относился немного снисходительно. И Алёна подозревала, что лично её воспринимает некой неугомонной дурочкой, которая пишет неплохо, но уж больно много от неё хлопот.
— В общем, пиши про митинг.
— Что писать? — угрюмо поинтересовалась Алёна.
— Вот это правильный вопрос, — вроде как порадовался Рыбников. — Тебе нужны точные установки. Напиши про Беленького, напиши про долгое строительство, выскажи две точки зрения. Только, Золотарёва, у тебя мнение нейтральное, ты Швейцария. Ты наблюдаешь, а не выносишь вердикты, как привыкла. Понятно? Огарёв тебе наснимает, людей поспрашивает, а ты потом напишешь. — Он достал из кармана заверещавший мобильный, взглянул на экран, и тут же отвлёкся от Алёны, правда, напоследок добавил: — Позвони в приёмную мэра, может, скажут чего интересное.
— Я и так знаю, что они скажут, — пробормотала Алёна себе под нос, глядя в спину удаляющемуся начальнику. — Что за день? — мысленно пожаловалась она самой себе, и, наверное, от расстройства хлопнула дверью кабинета, в котором работала. Кабинет или нет, вопрос трудный, помимо её стола в комнату было втиснуто ещё три, и остаться в тишине и одиночестве было практически невозможно. Без конца звонили телефоны, шумел принтер, под потолком бубнил телевизор на новостном канале, и это не считая бесконечного клацающего звука клавиатуры. У новичка голова шла кругом. Два года назад Алёна тоже была новичком, и голова у неё кружилась. Правда, не от шума, а от восторга. После института она ещё верила, что работа журналиста невероятно интересна. Она верила, что будет писать на острые темы, участвовать в журналистских расследованиях и несомненно внесёт серьёзный вклад во благо родного города. После двух лет работы эта уверенность подтаяла, причём довольно ощутимо. Это всерьёз удручало. Никаких серьёзных заданий Алёне не давали, а ко всем её изысканиям и расследованиям относились скептически. А если и позволяли написать на выбранную ею тему, то материал сильно урезали, выкидывали детали, которые Алёна считала безумно важными и раскрывающими суть проблемы, а их безжалостно вырезали.
— Что тебе Петро сказал? — спросила у неё Оксана Перевайко из-за стола по соседству. Оторвала взгляд от экрана компьютера, перестала печатать и взглянула на мрачную Алёну. Сама Оксана выглядела занятой и увлечённой. Хотя, ей было положено увлекаться, Оксана Перевайко вела в их газете рубрику о паранормальных явлениях, и для работы ей были необходимы вдохновение и хорошая фантазия. Потому что если в редакцию и звонили люди с историями о приведениях или инопланетянах, в большинстве своём, истории эти не выдерживали никакой критики. И Оксане приходилось по крупицам собирать материал, чтобы потом из огромного количества разрозненных фактов, сочинить что-нибудь приемлемое. Но рубрика пользовалась успехом, если верить статистике сайта их газеты, редакторы Оксану часто хвалили, а Алёна всерьёз предлагала Перевайко сесть за написание мистического романа. К тому же, Оксана фанатела от «Сумерек», то есть, была в теме. У Алёны вот своей темы не было, и это было серьёзной проблемой.
