Иногда мне бывает трудно не глазеть. Стоял я на прошлой неделе возле универмага, ждал друга. В магазинной витрине позади меня возникла молодая женщина и принялась стаскивать одежду со всех манекенов. Несколько мгновений — и ни на одном не осталось ни лоскута. Затем женщина исчезла. Возможно, ушла на перерыв чаю попить или что-нибудь такое. Бросила меня у витрины, набитой манекенами непристойного вида, которые замерзли б насмерть, будь они людьми. Не хотелось глазеть — но как раз эту ошибку я и совершил. Чем сильнее стараешься не делать чего-то, тем больше напряжение. Жена Лота превратилась в соляной столп за меньший проступок.
То же происходит, когда едешь домой на ДАРТе затемно. Во всех домах горит свет, и многие не утруждаются задергивать шторы. Жизнь была б куда проще со всех сторон, если б задергивали. Глазей кто-нибудь в мои окна во втором этаже из окон проходящего поезда, я бы преисполнился праведного негодования, однако сам катаюсь на ДАРТе и время от времени кошусь. Если внезапно превращусь в соляной столп, придется сидеть на своем месте, пока крепкие люди не вынесут наружу на конечной.
Необходимо запретить парочкам массировать друг дружку на крылечках магазинов возле очередей к автобусу. Все в очереди сосредоточенно пялятся строго перед собой и взгляд удерживают недвижимо. А тем временем на крыльце руки под пальто, пальто под руками, и труднее всего не видеть, когда ты как бешеный сосредоточиваешься на том, чтобы не видеть. Помню времена, когда у всех тягловых лошадей в Дублине были шоры. Вряд ли они понимали, до чего им повезло.
Я вам верил, а вы мне?
Мы о них знали очень мало. Они все ходили в школу для девочек. Стояли вместе у противоположной стенки в танцзале. Плакали, если их обидеть. Им нравился Джерри О’Киф, а ты его терпеть не мог. Но ты знал, что наступит день, когда с одной из них придется пойти на свидание.
Спросить было не у кого. Мы поголовно делали вид, что все необходимое нам уже известно. Стояли на школьном дворе, пихали друг друга локтями и перемигивались, и никто не имел ни малейшего понятия, чего это мы пихаемся и перемигиваемся. «Что-что я уже? Да ну ты сам знаешь!» И мы кивали — и терялись в догадках, о каком, к черту, знании речь.
И вот ты впервые вдруг оказываешься у «Клериз». Почти 7:30 вечера. О господи, она появится с минуты на минуту. Что-то в тебе надеется, что не придет. Ум работает как заведенный, пытается выдумать, что бы сказать гениального. Того и гляди возникнет. Проверить отражение в витрине. И вдруг она уже перед тобой. Ты так усердно сосредоточиваешься на том, чтобы выглядеть и разговаривать расслабленно, что не замечаешь, как она занята точно тем же. Начинаешь говорить, и она тоже, и вы оба умолкаете, получается очень громкая тишина, и ты уже забыл все гениальное, что собирался произнести. «А вот и ты». Соглашается с тобой в том, что она — вот. Вы вместе устанавливаете факт, что она — вот, а что дальше, неизвестно из вас двоих никому.
Она выглядит прекрасно, а тебе ужасно. Это совсем не то же самое, что стоять на школьном дворе и гомонить с пацанами. Она — вот, и она — всамделишная женщина, а ты кивай и подмигивай сколько влезет, но сейчас это тебе никак не поможет. Взять ее за руку, или она меня под руку возьмет, или что? Ой мамочки…
Сидя в полусвете кинотеатра, я размышлял, не пора ли нам держаться за руки. Вон тот парень. Он девушку свою обнимает. Но, может, они женаты. Это другое дело. Как мне обнять ее так, чтоб она не заметила? Наверное, думает, что я чересчур мнусь. Но, опять-таки, если сейчас сделать ход, может оказаться слишком рано. Просто схватить ее за руку или сказать сперва что-нибудь романтическое — или как? Интересно, какова помада на вкус. Интересно, узнаю ли я это когда-нибудь.
Вот здорово было бы с ребятами повидаться. И здорово было бы спросить у них: вы правда верили, что я знаю все то, о чем делал вид, будто знаю? Потому что я вам верил.
Я не нарочно
Сознательно устроить автомобильную аварию я не пытался ни разу. И близко в мыслях такого не было. И тем не менее целых две аварии стряслось просто из-за того, что я стоял на тротуаре. Лет десять назад я ждал автобуса в начале Вернон-авеню. Об автомобилях не думал. Даже не смотрел на них. И вдруг услышал визг тормозов и удар. Какая-то машина резко тормознула, и человек на «хонде-50» влетел ей в зад. Водитель той машины сокрушался неимоверно. Сказал, что остановился исключительно чтобы сообщить мне, что подвезти он меня не сможет, поскольку на ближайшем углу свернет вправо.
Прошлым летом я стоял на автобусной остановке на Грейс-парк-роуд[172]. То было милейшее солнечное утро, и вновь ни о каких автомобилях я даже не помышлял. Внезапный порыв ветра попытался сдуть с меня шляпу, и, чтобы ловко поймать ее, я вскинул руку. Проезжавший мимо таксист решил, что я его ловлю, дал по тормозам. Прозвучал немилосердный грохот: автомобиль, шедший следом, врезался в такси сзади. От испуга меня чуть не хватил инфаркт. Честное слово, я не хотел.
Года четыре назад я сел в такси на стоянке у Лэнздон-роуд и сообщил водителю, куда собираюсь ехать. А затем сказал что-то совершенно безобидное не помню о чем, и водитель принял это необычайно близко к сердцу. Внезапно атмосфера сделалась такая, в какой я не склонен путешествовать, и я попросил таксиста остановиться и выпустить меня. Он тормознул — и пресердито. Послышался зверский удар — наша машина вписалась в первое такси в очереди на стоянке. Богом клянусь и в этот раз: я не специально.
В прошлом году под жутким ливнем я дожидался автобуса на Клонтарф-роуд[173]. Остановилась машина, и пара, сидевшая в ней, очень любезно предложила подбросить меня до города. Восторг. Мы смеялись и шутили всю дорогу до Дейм-стрит. Все было мило. А затем я вышел из машины и хлопнул дверцей. К моему изумлению, из дверцы на мостовую выпало и разбилось стекло. Я рассыпался в извинениях. Вот правда. Кажется, автомобили меня недолюбливают. Изнутри я машину разбил всего единожды. На первом же уроке вождения в Лутоне «моррис-1100», который я вел, внезапно рванул вперед и влепился в «мини». Моего инструктора это потрясло. «Как вам это, к чертям, удалось?» — спросил он. Объяснить я не смог, потому что искренне не понимал этого сам. Оно просто случилось. Теперь добираюсь всюду на автобусе. По-моему, так справедливее для всех.
Вот бы побыть кумом королю
Время от времени я вроде бы хочу какой-нибудь приятной простой работы. Чтоб никаких тебе передряг и напряжений. Чуток поработал бы помощником водителя фургона. Сидеть в кабине, смотреть в окно. Стоять позади фургона, когда он сдает назад в узких местах, и кричать: «Левее, левее, Марти».
