Книга Сроки службы - Марко Клоос

Мои вещи прибывают на следующий день. Батальон не потрудился даже отправить мои небогатые пожитки с посыльным. Вместо этого они прибывают в стандартном армейском почтовом контейнере, маленьком пластиковом корытце чуть больше пищевого лотка. Внутри – два комплекта одежды, которые я взял с собой на Начальную подготовку и надевал после этого лишь для поездки в Шугхарт.

Так странно снова видеть свои гражданские шмотки. Это моя последняя ощутимая связь с прежней жизнью. В одном из этих комплектов я ходил повидаться с отцом – рубашка с коротким рукавом, джинсы из синтетического хлопка и тонкая куртка с капюшоном неброского серого цвета. Все это – убогое барахло, которое стоит пару долларов, тряпки для нищих. Когда я примеряю свою старую одежду, то внезапно чувствую себя ущербным, недостойным, не на своем месте. По сути, я снова стал никем: уже не солдат ТА, еще не служу на флоте.

Я переодеваюсь обратно в больничную пижаму. Как бы она ни была уныла и проста, все же это своего рода униформа, и она снова делает меня человеком, который имеет право находиться в палате военного госпиталя. Я больше не чувствую себя трущобной крысой, которая ухитрилась пробраться туда, где ей не место.

* * *

Когда я спускаюсь в кафетерий для уже традиционного дневного распивания кофе с сержантом Фэллон, место за поясом, где я носил ПП, ощущается неестественно пустым. Я до конца не понимал, насколько зависел от планшета, пока его не отобрали.

– Привет, сержант, – говорю я сержанту Фэллон и сажусь напротив. Сегодня она распустила свои темные волосы, и я впервые вижу ее без обычной прически, удобной для шлема. Так она выглядит более женственной, и обрамляющие лицо пряди волос смягчают ее точеные черты. Она привлекательная женщина, и в очках показалась бы библиотекарем, а не солдатом, если бы носила свободную одежду, скрывающую твердые, как камень, мышцы бойца.

– Здоро́во, отрыжка флотская.

Я усмехаюсь в ответ на ее приветствие:

– Еще не совсем. Придется подождать, пока док не скажет, что со мной все в порядке, а потом я отправлюсь отсюда прямиком в Великие озера на ближайший учебный цикл.

– Рада за тебя, – говорит она. – Получается, что с завтрашнего дня мы больше не увидимся.

– А что будет завтра?

– Меня отправляют в другой госпиталь на реабилитацию. Несколько недель какой-то терапевтишка будет учить меня ходить. К возвращению в батальон я окончательно потеряю форму.

Я готов поставить половину своего выходного пособия, что сержант Фэллон уже ежедневно подтягивается и отжимается в своей палате. Она не из тех, кто будет месяц просиживать штаны, смотреть сетешоу и лопать булочки. Мне уже жаль бедолагу-терапевта, которому почти наверняка будет не угнаться за новой пациенткой.

– Майор забрал мой ПП, когда я подписал бумаги о переводе, – говорю я. – Я не могу больше ни с кем связаться. Если вы вернетесь в отряд прежде, чем мне выдадут на флоте работающий ПП…

Я не знаю, попросить ее передать ребятам, что мне жаль, или что я скучаю по ним, или что мне стыдно бросать их, не попрощавшись, и не заканчиваю фразу, но сержант Фэллон просто кивает.

Потом она протягивает мне руку:

– Ты больше не в моем отряде. В общем-то, ты уже и не в ТА, так что можем звать друг друга по имени. Я – Бриана.

Я пожимаю ее ладонь:

– Эндрю, но вы и так это знали.

Немного странно думать о ней как о «Бриане», а не «сержанте Фэллон». Неделю назад такое обращение к ней было бы неподобающе компанейским, почти нарушением субординации. Теперь мы – просто два человека, не скованных больше сложными правилами военной традиции и устава.

Все же часть меня никогда не перестанет думать о ней как о моем сержанте. Она – самый несгибаемый, компетентный и справедливый солдат из тех, кого я встречал, и своих подчиненных оценивает строго по способностям. Если бы хоть десятая часть вооруженных сил состояла из людей вроде сержанта Фэллон, мы бы уже пятьдесят лет как выбили СРА со всех обитаемых небесных тел от Земли до Дзеты Сетки. Но вместо этого на нас висят люди вроде майора Унверта, которые поднимаются до верхов, едва превосходя ожидаемый порог усилий. Если армия – отражение общества, которому она служит, то удивительно, что Содружество все еще держится на вершине земной пищевой цепочки. Даже со всем этим мертвым грузом в наших рядах мы можем держать оборону против СРА и десятков региональных сил на Среднем Востоке и в Тихоокеанском кольце, у которых маловато ресурсов и многовато недовольства соседями.

– Надеюсь, мы еще увидимся, – говорю я. – Можно я буду писать через АрмНет?

– Конечно, – говорит она. – И когда пойдешь в увольнение и окажешься на Земле на недельку-другую, загляни в Шугхарт и навести отряд, хорошо?

– Обязательно, – отвечаю я, хоть и знаю, что если окажусь в увольнении на Терре, то буду огибать свое прежнее место службы по очень широкой дуге.

– Космос, – говорит она тоном, из которого следует, что это самая идиотская мысль, которую она слышала за последние месяцы. – Ни за какие деньги не согласилась бы стать флотской отрыжкой.

– Вы никогда не хотели убраться с Земли?

– С ума сошел? – она берет свою пластиковую чашку и отпивает глоток кофе. – Месяцами жиреть на флотской кормежке в здоровенном титановом цилиндре без окон, где единственные бойцы – гребаная десантура? Ну уж нет. Спасибо, но я останусь на нашем перенаселенном навозном шарике и буду бодаться с китайцами и индусами. На Земле есть еще приличные места, знаешь ли.

– Знаю, – говорю я, вспоминая безупречный городок среднего класса рядом с базой «Орем», его подстриженные газоны и деревья, чистые снежные вершины на горизонте. – Но не думаю, что мне доведется жить в таком месте, только не на этой планете.

– И ты выбираешь двадцать лет и место на колониальном корабле?

Я пожимаю плечами.

– В колониях жить тяжело, Эндрю. Думаешь, злые, подлые и жестокие люди водятся только в коммунальных кластерах? Возьми тысячу самых лучших наших граждан, посади на колониальный корабль, отправь за тридцать световых лет и оставь на только что терраформированном камушке – и увидишь, как быстро повылезают самые говенные черты землян. Будут и ленивцы, и самодовольные, и манипуляторы, и жаждущие власти, и религиозные фанатики, и спустя три месяца мирной жизни люди снова разобьются на племена и начнут бить друг другу морды. Думаешь, типы вроде Унверта делают карьеру только в армии? Я видела десятки таких среди гражданских. Представь, что такой же говнюк управляет твоей колонией, а соседний обитаемый мир – в нескольких световых годах. Иные колонии на внешних рубежах флот навещает один-два раза в год, да и то это раздолбанный линкор, который сбросит припасы, проверит спутники и свалит из системы, как только у него трюм опустеет. Ты получишь свой кусок земли, но останешься сам по себе, в самой жопе освоенной галактики.