прежнему бил мандраж при одной только мысли об этом знакомстве. Мне представлялся крупный, даже грузный, матерый капиталист в цилиндре с окладистой бородой в стиле предпринимателей конца девятнадцатого века, непременно с тростью и в черном сюртуке. Хорошо хоть не с моноклем. Он конечно сидел за громадным дубовым столом в окружении огромных пачек денег и сурово взирал на группу опустивших головы подчиненных. Одним своим словом он мог запросто уволить их всех разом, и они это хорошо понимали. Он мог также и поднять им до небес их зарплаты и потому очень дотошно проверял отчеты об их работе, которые принес ему верный сухощавый управляющий в серой жилетке и брюках. Он говорил негромко, но хрипло, наподобие дона Корлеона из фильма "Крестный отец". Ему боялись перечить и старалась заслужить его благосклонность. И вот он, заранее на меня осерчавший, поджидал меня в своем мрачном, готическом дворце, чтобы ка-а-ак гаааааркнуть на меня:
— Ах ты, подлая ба-а-а-ба! Пошто моего сына решила охмурить?! Не дам тебе разрешения выходить за него замуж! Пошла вон, чтобы я тебя не видел больше тут, а не то…
Что "а не то" я не знала, но представлялось что-то смутно ужасное. Типа погони за мной на черных автомобилях людей в черных костюмах и в черных солнечных очках.
Вот такая вот хрень лезла мне в голову, и я не знала, куда от нее деться, хотя умом понимала, что это какой-то бред.
В общем, когда я отнесла Огонька в вольерчик и пошла в спальню одеваться, меня уже реально трясло.
Синее, приталенное платье в пол. Открытые плечи. Красивое золотое колье. Босоножки на высоком каблуке. Распущенные волосы. Серьги-капельки в ушах. Изысканный цветочный парфюм. Аккуратные маникюр и педикюр. Обручальное кольцо на пальце.
Я стояла перед зеркалом и не узнавала себя прежнюю, ту, которая шла после работы домой, чтобы сесть в автобус, потрястись в нем и подняться в холодную квартиру, где жила раньше с изменявшим мне, вечно чем-то недовольным мужем. Я действительно была хорошо. И выглядела моложе лет на пять, если не больше. Но при этом во взгляде моем отчетливо сквозил страх, и я ничегошеньки не могла с ним поделать.
— Ну что, ты готова? — спросил Родион, входя в комнату.
Прижав руку к груди, я посмотрела на него.
— Какая же ты у меня красавица! — восхитился он. — Просто чудо, а не женщина! Обалденно выглядишь!
— Родечка, я боюсь, — пролепетала я.
— Не бойся, моя хорошая, — ласково сказал Родион, обнял меня и принялся рассказывать мне тоном взрослого, успокаивающего маленькую девочку: — Не бойся. Отец уже нас ждет. Мы сейчас приедем к нему, поболтаем, поедим чего-нибудь вкусненького, выпьем чайку и поедем обратно домой. А если хочешь, перед этим сходим куда-нибудь, погуляем. Не волнуйся, моя маленькая. Все будет хорошо. Пойдем.
Я уткнулась ему в плечо и зажмурилась.
— Боюсь, — прошептала я.
— Не надо бояться, — сказал Родион и погладил меня по волосам.
А потом взял меня за руку и добавил:
— Все, малявка, пойдем. Нехорошо опаздывать.
Мы вышли, сели в синий "Порше" и помчались по тополиной аллее к выезду с охраняемой территории. Родион включил приятную музыку — что-то вроде "Эни" или "Энигмы" и по обыкновению сосредоточенно смотрел на дорогу.
— Роденька… — позвала я.
— Что моя хорошая? — взглянув на меня, ласково спросил он.
— А что мне надо говорить?
— А что хочешь, то и говори.
— А я ничего не хочу. Я лучше помолчу тогда.
Он рассмеялся:
— Наташ, ну все, заканчивай бояться. Ты как увидишь моего отца… — начал он.
— Описаюсь сразу, — вставила я.
— Не описаешься, — усмехнулся он. — Наоборот — поймешь, что он не страшный. Он хороший мужик. Добрый.
— Ты говорил — суровый.
— Суровый, но добрый, — кивнув, сказал Родион. — Между прочим, он очень хочет внуков. Поэтому я думаю, понимая мое к тебе отношение и узнав, что ты моя невеста, он будет с тобой вежливым и дружелюбным. Не волнуйся, пожалуйста.
— Внуков я ему сейчас не предоставлю, — насупившись, буркнула я.
Родион ехал и тихо посмеивался. Как у него терпения вообще хватало на такую меня? Но как бы там ни было, в конце пути ему удалось действительно меня расслабить в достаточной степени, чтобы я хотя бы перестала трястись.
Мы подъехали к пафосному ресторану в центре Москвы, вышли из машины, и Родион взял меня за руку. Я увидела, что он тоже волнуется и решила, что больше не буду капризничать, а просто пойду за ним, куда он скажет.
Перед нами открыли дверь, и мы поднялись по лестнице, устеленной ковром на второй этаж. Девушка в белой блузке радостно встретила нас и провела в небольшой зал с большими окнами, занимавшими почти полностью одну стену, в котором стоял один — единственный стол, на котором стояли бокалы, свечи и лежали вазы с фруктами: яблоками, виноградом и апельсинами.
И за этим столом в дальнем конце зала сидел пожилой, гладковыбритый мужчина. Он действительно был с бородой. Но не с окладистой, а небольшой и заостренной. И он был не в черном сюртуке, а в белом костюме и черной рубашке без галстука.
А по правую руку от него в светло-сером стильном костюме сидел мой фиктивный босс. Генеральный директор "Model HQ" и младший брат Родиона — Александр. Красивый, хмурый и злой.
Завидев нас, мужчины встали.
— Привет, пап, — сказал Родион, подойдя со мной к столу. — Это Наталья. Моя невеста, — затем обернулся ко мне и кивнув в сторону отца, сказал: — Наташ, это мой отец — Сергей Аркадьевич, — затем бросил взгляд на брата и добавил: — С моим братом вы знакомы.
— Здравствуйте, — тихо сказала я.
— Здравствуйте, Наталья, — приветствовал меня отец Родиона и Александра. — Усаживайтесь за стол, сейчас, — он потер ладони, — чего-нибудь организуем вкусного.
Поначалу я боялась и стеснялась. Потом прошел страх, а затем и стеснительность. Было видно, что отец Родиона очень уважает своего старшего сына и очень любит младшего. Никаких ссор и выяснений, к моему удивлению, не было. Сергей Аркадьевич просто общался со мной о моей жизни, о том, как мы познакомились с Родионом, о том, как мы живем. Шутил по поводу братьев, вспоминал разные истории из их детства и отрочества и вообще казался очень милым и приятным пожилым мужчиной. Ничего сурового я в нем совершенно не наблюдала.
Ровно до той поры, пока Александр, по-прежнему хмурый и временами бросающий на меня быстрые неодобрительные взгляды, не завел речь о бизнесе. Разговор между мужчинами быстро перетек в то самое русло, которое и стало поводом для организованной Родионом авантюры.
— Я не намерен обсуждать дела сейчас, — жестко ответил Сергей Аркадьевич.
Он сказал одну лишь фразу и сказал ее негромко. Но я разом поняла, почему Родион называл его суровым. Тот капиталист из моих бредовых страхов, орущий на меня "Пошто моего сына бла-бла-бла" был просто жалким истеричным сосунком по сравнению с настоящим Сергеем Аркадьевичем. Я поняла, что такое "в голосе сталь". Увидела взгляд, которым можно было бы, наверное, стену металлическую прожечь. Услышала такую интонацию в голосе, что действительно едва не намочила свои кружевные трусики. Шерхан, несмотря на свою суровость и свой обычный хмурый, сосредоточенный взгляд, казался добродушным руководителем в сравнении со своим отцом. Но одновременно с тем я очень хорошо поняла, в кого он такой.