NEugenia произносилось как Эухения.
Ритрит прервался на самом интересном месте – но так бывает всегда.
Адрес клуба, где работала Эухения, совпадал с адресом торгового центра в километре от моей гостиницы, и сперва я решила, что это ошибка.
Но нет, рядом с торговым центром была ведущая под землю лестница, и там, в пахнущих ароматизированной хлоркой пространствах вечной ночи я действительно нашла сверкающий неоном оазис порока.
За вход надо было платить, но меня пропустили бесплатно – видимо, местное начальство ценило сидящих у стойки блондинок. Пока клиент разберется, что к чему, он уже заплатит за вход и пару коктейлей. Позитивная дискриминация, все как я люблю.
Бармен сказал, что комната Эухении сразу за углом от стойки. Я постучала в массивную коричневую дверь – и девичий голос ответил:
– Adelante![23]
Внутри почти все место занимала кровать. Над ней горел светильник из розовых неоновых трубок, имитирующий уличную вывеску. Еще в комнатке было большое зеркало в золотой раме – и огромный бак с лубрикантом. Литра, наверно, на два. Я таких промышленных устройств раньше не видела. Непонятно было, где спит Наоми – хотелось верить, что не здесь.
Из-за ширмы показалась Эухения.
Она была старше и толще сестры – и совершенно не походила ни на кого из римских императоров. Симпатичная толстушка из тех, что компенсируют отклонение от телесных шаблонов патриархата приветливым нравом. На ней были блестящие шорты, майка и кроссовки – словно она собиралась в спортзал. Наряд ей шел.
Пожилым мужикам такие нравятся даже больше, чем эталонные в физическом отношении стервы (вроде меня), а Канары, как объяснила Эухения уже через пять минут разговора, и есть то самое место, куда приезжают побежденные жизнью мужчины со всей Северной Европы для последней встречи с серотонином.
Эухения улыбалась, все время что-то тараторила – и от нее, как от беспроводной зарядки, можно было заряжаться оптимизмом. Английский она знала хуже сестры, но вполне прилично. Она мне нравилась. Такой кусочек кубинского солнца в довольно солнечном и без того месте.
Непобедимое солнце, вспомнила я.
– Наоми здесь?
– Она вышла. Сейчас вернется, и мы пойдем.
– Куда?
– Сначала погуляем по набережной. Дальше видно будет… А вот и она.
Наоми выглядела свежей и хорошо отдохнувшей. На ней было светлое платье в синих цветочках – очень простенькое и одновременно стильное. Увидев меня, она завизжала от восторга – и мы обнялись чуть горячее, чем полагалось бы двум светским дамам. Эухения, если что-то и поняла, никак этого не показала.
Мы покинули клуб и через несколько минут уже шагали по длинному променаду, идущему вдоль такого же длинного пляжа. Идеальное место для съемок сериала про пустыню.
– Это дюна Маспаломас, – сказала мне Наоми с таким видом, словно десять лет отработала здесь экскурсоводом. – Европейские коммивояжеры, познавшие усталость и тщету, устраивают ночные оргии с виагрой и свингом именно тут.
Видимо, набралась от сестры.
– Где конкретно? – спросила я.
– Вон в тех знаменитых кустах…
И Наоми указала на какое-то серо-зеленое пятно метрах в ста от нас на желтой косе. Я даже не понимала, шутит она или нет. Я жила в гостинице на этой самой дюне – но про такие достопримечательности не знала.
– Какие тут перспективы? – спросила я.
Наоми принялась рассказывать.
Час, проведенный с девушкой в клубе, стоил клиенту триста пятьдесят евро. Двести забирало заведение. Небольшой процент капал от заказываемого туристами микрошампанского по пятьдесят евро, но они чаще всего жадничали. Можно было продавать кокаин посетителям – каждый грамм давал двадцать евро добавленной стоимости.
– А что, туристы покупают у девушек? – спросила я.
– Если хотят взять нормальный, да, – вмешалась Эухения. – Ты не представляешь, какие здесь ублюдки. Я имею в виду не жителей, конечно, а местную мафию. Сюда привозят кокаин яхтами и баржами. Его здесь как песка. Ну не как в Барселоне, но близко. Но если ты пойдешь покупать стафф к торговому центру, тебя встретят местные мерзавчики и под видом кокаина отсыплют тебе самый мерзкий и дешевый синтетик, какой только бывает. А потом с чувством пожмут тебе руку и подышат в лицо вонючим улыбающимся ртом. Но это не потому, что у них мало кокаина. Просто в Европе живут такие люди. Они все время улыбаются, когда хотят тебя кинуть…
– Тут не Европа, – сказала я. – Тут скорее Африка.
– Юридически Европа, – отрезала Эухения.
У нее зазвонил телефон, и она, сделав нам знак не мешать, отстала и углубилась в дискуссию с кем-то из своих сутенеров. Это было удобно – мы с Наоми наконец могли поговорить.
– Ну как? – спросила я тихо.
– Я все уже видела, – ответила Наоми. – Все вообще. Даже тебя с Каракаллой…
Я, наверно, немного покраснела. Но на закате это вряд ли было заметно.
– Ну и что? – спросила я. – Ты будешь для них танцевать?
– Для них не буду. Буду для Камня.
– Ты знаешь как?
Она кивнула.
– Я знаю, как танцевал этот мальчик.
– Ты думаешь, ты когда-то им была?
Наоми смущенно улыбнулась и пожала плечами. Видно было, что она не пришла к окончательному мнению по этому поводу. Я решила не настаивать.
К нам вернулась Эухения. На ее лице была печаль.
– Девочки, мне надо идти, – сказала она. – Босс зовет. Очень ругается. Пришли немцы, и некому разводить их на шампанское… Поужинайте без меня. Все, я помчалась.
Мы с Наоми некоторое время смотрели ей вслед. Эухения действительно бежала, но не слишком быстро, словно это была ее обычная оздоровительная программа. К тому же она нарядилась как будто специально для вечернего бега: шорты и майка. Выглядело это вполне цивилизованно и спортивно, но я уже знала, что все прочие бегуны по здешней набережной будут теперь вызывать у меня понимающую сострадательную улыбку. Капитализм.
С минуту мы с Наоми шли молча. Сначала я думала, что бы такое сказать. А потом поняла, что мне невыносимо хочется ее поцеловать.
Мы были уже недалеко от моей гостиницы, но мне не терепелось сделать это прямо на променаде. Откровенно. Даже агрессивно. Если бы так себя повел мужчина, был бы харассмент, конечно. Но у нас была любовь.
