— Я люблю тебя до слез, каждый вздох как в первый раз! — наполнили комнату аматорские подвывания.
Думаю, в Древнем Китае мое пение могли использовать с ощутимым профитом как орудие пыток.
«Талантливый человек талантлив во всем», — сыронизировал внутренний голос, однако настроение было достаточно позитивным, чтобы не грузиться по этому поводу.
Воспоминания о прошедшей ночи впервые за долгое время не давят на психику. То ли горемыка окончательно износилась, то ли арктические ледяные глыбы ощутимо треснули, окутав небывалым теплом и подарив очередную порцию бесплотных надежд.
Валяюсь около часика в кровати, потом плетусь умываться и наводить красоту. Фон Вейганда поблизости нет, но его запах никуда не исчезает, будоражит воображение, пронизывает все вокруг.
Смятые простыни — свидетели новых грехопадений. Мне легко и тяжко одновременно. Вроде бы прогноз благоприятный, на небе ни единой тучки, однако под ложечкой сосет, тянется противная струя холода, наивное сердечко болезненно сжимается от неприятных предчувствий.
Ночь нежности и любви в нормальном человеческом понимании. Когда тебя ласкают и касаются, не пытаясь сломать, не унижают, а возводят на пьедестал, овладевают в полной мере, берут без остатка, но не подчиняют волю ударами кнута. Никаких «везде», никаких грубостей и жестоких фраз, ранящих больнее осколков стекла. Наоборот — жарко, страстно, с обжигающей пылкостью, выбивающей воздух из легких.
Расплата за подобный беспредел неминуема. Всегда приходит пора возвращать долги. К моему займу прибавилось несколько неутешительных нулей.
Решил проблему с Вознесенским — ползи на коленях, раздвигай ноги, открывай рот. Проявил слабость в период болезни, назвал по имени и чмокнул в ладошку — готовься познать прелести анальных удовольствий. Облагодетельствую щедро, но взамен заберу душу.
Стук в дверь заставляет встрепенуться и моментально сгруппироваться. Глупо рассчитывать на изменения сейчас, слишком рано и самонадеянно.
— Ах, это ты, — разочарованная мина четко отображает внутренние эмоции.
— Доброе утро! — счастливо заявляет Андрей, и от его сиропной интонации становится тошно. — Вам предстоит тяжелый день, Лора.
Не возлагаю иллюзий на легкость. Но это не мешает представлять моего шефа-монтажника, заботливо очищающего виноград, вместо опостылевшего сутенера-зануды с приклеенной улыбкой на гадкой роже.
Хотя зачем мне виноград? Пусть кофе в постель принесет, нет, лучше чай и пирожных, немного, штуки три-четыре вполне хватит разогреться.
— У вас сегодня своеобразный экзамен, — коварный упрямец не желает превращаться в двухметрового бритоголового немца с идеально подстриженной бородкой.
А я не желаю вникать в суть его витиеватых фраз, автоматически улавливаю только отдельные слова, не более того.
— …новое платье… драгоценности необычайного… необходимо подготовиться… вечер… знаменательный повод… день рождения господина Валленберга.
— Что?! — одновременно восклицаем я и мой маленький мозг.
Андрей даже вздрогнул и потушил улыбочку.
— День рождения господина Валленберга, — услужливо поясняет он и для верности прибавляет: — Сегодня.
— Сегодня празднуем или сегодня родился? — навожу справки, попутно вспоминая заветную дату в сканах паспорта, который вполне мог оказаться поддельным.
— И то, и другое, — осторожно отвечает Андрей.
Вот откуда нежность растет. Стареем, теряем боевую форму, расщедрились по торжественному случаю, пустили слезу умиления покорностью домашней игрушки. Короли выдают помилования, президенты амнистируют, а мы позволяем несколько минут поскакать сверху, проявляем доброту и ласку, гладим по шерстке и бросаем сахарок.
— Если все пройдет благополучно, вы сможете связаться с родителями завтра, узнаете дополнительные подробности.
Ах, какое счастье! Если все пройдет благополучно, если будете себя примерно вести, если выучите биографию наизусть, если похудеете, если запомните предназначение тысячи столовых приборов, если станете на мостик и покажете нам цыганочку с выходом… Меня давно напрягают эти бесконечные «если».
— Повтори, пожалуйста, программу на вечер, — попросила я, угрожающе сдвинув брови, непроизвольно копируя манеру Валленберга.
— Платье, кхм, драгоценности, кхм, вечер, — лепетал сутенер, стремительно бледнея и пятясь назад.
Осмелюсь предположить, что проблема заключалась в отсутствии тортика. Избивайте, режьте, насилуйте в извращенной форме, но гоните десерт, черт побери!
Мой организм изнурялся морально и физически, страдал и неистовствовал в приступах бессильной ярости. Острая шоколадная недостаточность послужила неслабым допингом для злобного хомячка внутри. Зверь вырвался из преисподней и жаждал крови, тьфу, опилок… в общем, простых хомячьих радостей.
«Пора кончать этот цирк», — подумала я, неукротимо стремясь к главному виновнику моих злоключений.
— Не надо, прошу вас, нет, — стенал Андрей, практически уцепившись за мою ногу, пытаясь вразумить подопечную. — Давайте будем взрослыми людьми, обсудим спокойно.
Однако я не хотела взрослеть, не собиралась обсуждать спокойно, а у сутенера не хватало сил/полномочий меня удержать. С тем же успехом он мог встать на пути цунами или попробовать остановить землетрясение.
И я ворвалась в кабинет, открывая дверь свободной от Андрея ногой.
И встретилась взглядом с фон Вейгандом.
И растеряла смелость, покрылась пупырчатыми мурашками, пардоньте, чуть не описалась от переизбытка эмоций.
«Киевский с фундуком», — подбодрил внутренний голос. Умеет, сволочь, поддержать боевой запал.
— Что это такое?! Ты совсем обалдел, да?! Опять за старое — дрессируем, выводим в свет, экзамены устраиваем. Значит, ночью едва не лужицей растекаемся, а днем валим прочь в берлогу, принимаем образ психованного садиста и… погнали по второму кругу! Почему нельзя просто взять и признать правду? Влюбился… с кем не бывает?! Признайся, и покончим с этой дебильной фигней. Нечего тянуть енота за х*р!
Подумала я, а при озвучке применила суровую цензуру:
— Хотелось бы внести ясность в сложившуюся ситуацию. Мне не очень понятны мотивы твоего поведения. Почему я не могу поговорить с родителями без дополнительных испытаний? — слегка срываюсь, но снова быстро сосредотачиваюсь. — Кажется, мы достигли определенного понимания в прошлую встречу. Конечно, я готова идти на компромиссы, но…
Сколько можно отдавать приказы через сутенера-зануду?!
—…некоторые вопросы лучше решать лично, наедине, а не при свидетелях.
Фон Вейганд поднялся с кресла, подошел ближе, окинул меня пристальным взором. Наверное, так смотрит питон — плотоядно, примеряясь, готовится сожрать свою жертву.
