Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
– С этой штукой надо быть осторожным. – Арнел прилепил пластырь на спину брата и разгладил ладонью. – Ему требуется все больше и больше лекарства, и если это не прекратить, то в конце концов оно его убьет. Но врачи говорят, что уже через месяц ему можно будет передвигаться в инвалидном кресле. А потом – кто знает? Может быть, он даже сможет ходить.
Стоило Хелен почувствовать себя нежеланным гостем – когда в комнату влетала миссис Суарес и тут же принималась хлопотать возле больного, или когда появлялись те насмешливые девочки-школьницы, оказавшиеся кузинами Арнела, или когда заглядывали двоюродные племянники, – как ее тянуло к тому узкому коридору рядом с маленькой палатой Бенджи. Здесь все оставалось по-старому – казалось, тут лежали люди, о которых не помнили ни родственники, ни врачи, и сюда никогда не заглядывали ни уборщицы, ни управляющий персонал. На пороге комнаты без двери виднелся след окровавленной ноги, и никто так и не отмыл его с пола, он просто постепенно бледнел, пока от него не остался только маленький отпечаток пятки. Иногда в коридоре было тихо, только ветерок шелестел алой кроной бугенвиллеи, и ее ветки задевали заклеенные пленкой окна, а иногда до Хелен снова доносился яростный шуршащий и скребущий звук, сопровождавшийся ритмичным постаныванием. Однажды, осмелев от любопытства, она заглянула внутрь.
Палата была тесной и темной. У дальней стены – одинокая кровать с выкрашенной в белый цвет изогнутой спинкой, такой же, как и у остальных больничных коек. На табуретке возле кровати стояли стакан с водой и пустая тарелка. В углу валялся кусочек чего-то сладкого, облепленный множеством муравьев. Стул, на котором тогда сидела измученная женщина с окровавленными ногами, на сей раз пустовал. Воздух был настолько влажным, что казался осязаемым, и Хелен чувствовала его кожей. Сильно пахло увядающими цветами. В полумраке Хелен различила силуэт лежавшей на кровати исхудавшей женщины, обнаженной, накрытой только тонкой простыней. Белизной, которая полагается больничному белью, эта простыня не отличалась. Когда-то она была в цветочек, но теперь узор выцвел до такой степени, что превратился в непонятные бледные кляксы. Кое-где на ткани темнели пятна (Хелен шагнула к кровати) – судя по всему, кровь. Одна рука женщины лежала поверх простыни, и к худому смуглому запястью тянулась тонкая трубочка, по которой поступал физраствор. Все это Хелен рассматривала с относительным спокойствием, но, подойдя ближе, ощутила, как сжимается и проваливается вниз желудок. Вылинявшая простыня промокла от пота и облепила больную, лежавшая поверх простыни рука, хоть и худая, выглядела еще более-менее, а вторая, укрытая тканью, в районе бицепса иссохла до такой степени, что от нее осталась только обтянутая кожей кость, не толще щепки. Тело женщины казалось до странности непропорциональным и было изрыто впадинами, на уровне груди простыня провисла; бедро левой искалеченной ноги словно изъедено, ступня так изуродована, будто кто-то отсек на ней пальцы.
Вдруг больная, лежавшая на плоской подушке лицом к стене, повернула голову, и ее темные глаза встретились с глазами Хелен. Огромные, влажные, они смотрели на Хелен с отчаянной мольбой. Вместо носа на лице женщины зияли два черных отверстия над тем, что осталось от верхней губы. Она приподняла руку и, покряхтывая, принялась яростными движениями тереть живот; по-видимому, от этого ей стало легче, и из ее груди вырвался громкий долгий стон. Хелен в смятении развернулась и бросилась вон из палаты. Не то чтобы ее ужаснула гротескная внешность обезображенной женщины, но она почувствовала, что смотреть на ее физическую деградацию и моральное унижение означало в некоторой степени принимать во всем этом участие, будто ее глаза могли ранить, как ножи. Торопясь прочь по коридору, как слепая, она столкнулась с медбратом, который нес стопку белья, и пробормотала:
– Простите, простите, пожалуйста.
В ее голосе прозвучало нечто такое, что заставило медбрата остановиться. Быстрым отработанным движением разгладив простыни, он склонил голову набок и всмотрелся в Хелен. Потом взглянул на дверной проем у нее за спиной, откуда доносились тихие стоны и шуршащие звуки, понимающе вскинул глаза к потолку и улыбнулся.
– А, вы были в той палате? Ничего страшного, люди иногда туда заглядывают. Однажды о ней даже написали в газетах, и пришли операторы с камерами, представляете? Я их не пустил. Она мне нравится. То, что с ней случилось, ужасно и несправедливо. Но это было несколько месяцев назад, и теперь к ней больше никто не приходит. В конце концов все забывается.
– Что с ней произошло? – спросила Хелен.
Медбрат пожал плечами.
– Кислота, – ответил он. – У нее был парень, уборщик. Ему выдавали кислотные моющие средства. Он решил, что она ему изменяет, и плеснул в нее кислотой, чтобы преподать ей урок. Такое случается. Некоторые мужчины не любят, когда кто-то трогает их вещи.
Хелен сглотнула подступившую к горлу желчь.
– Она поправится? У нее есть семья? Они приходят ее навещать?
– Она бедная, di ba. У нее нет семьи. За ее содержание в больнице платит благотворительный фонд, но этих денег не хватает. Мы делаем все, что можем, но, мне кажется, кислота продолжает выжигать ее тело, каждый день проникает еще глубже, добирается до костей. Как она жива – вот вопрос. Как она все еще не умерла? Я молюсь пресвятой Богородице, чтобы Она забрала ее к себе, но она пока жива.
– Ей больно?
– Да, очень больно. Слишком больно. Мы делаем все возможное, чтобы облегчить ее страдания, но мы не можем избавить ее от зуда. Вы видели, как она расчесывает себя? Это рубцуются шрамы. Иногда она проводит так целый день – скребет, скребет, скребет. Я говорю ей: Роза, перестань, ты уже до крови кожу расцарапала, но она продолжает.
– Почему никто ей не помогает? – Хелен слышала в собственном голосе недоумение и детскую ярость, но не могла их подавить.
Медбрат покачал головой:
– Что мы можем сделать? Ей нельзя помочь. Она безнадежна. – Он умолк и провел ладонью по сложенным простыням, которые держал в руках. – Хотите помочь? У нее в палате есть стул, который всегда пустует. Посидите с ней. Сможете, как думаете?
И он ушел, на прощанье смерив ее назидательным, но вполне дружелюбным взглядом.
Не всегда пустует, подумала Хелен, вспомнив ту изможденную женщину, опустившую голову на руки, и ее босые ноги, от которых на кафельном полу оставались кровавые следы. Но тут она услышала, что ее зовут: «Хелен? Сестренка?» – и любовь заставила ее забыть обо всем. «Иду, Kuya!» – отозвалась она и пошла к нему, с каждым шагом стряхивая с себя жалость и ужас, которые наполняли маленькую темную комнатку у нее за спиной.
Ночью она лежала и смотрела на вращающийся вентилятор под потолком. Она видела тонкую руку поверх ткани, изуродованное тело под вылинявшей простыней, отчетливо видела сидевшую на стуле женщину с окровавленными ногами, которая медленно поднимала голову. Ее захлестнуло прежнее ощущение, будто за ней наблюдают, и это был не родительский взгляд, упрекающий ее за каждое прегрешение, – нет, этот неизвестный следил за ней очень пристально и читал ее самые сокровенные мысли. Она была готова поверить, что та женщина с окровавленными ногами ожидала ее прихода, годами наблюдая за ней, и что Хелен, не убеги она тогда из палаты, увидела бы, как с исхудавшего лица глядят на нее полные страшной любви глаза. Ее вдруг затрясло, несмотря на густую жару манильской ночи. Что делать? Как избавиться от этого чувства, что за ней следят, и даже хуже – что ее взвешивают на весах и приходят к выводу: никуда она не годится? Она снова вспомнила свою прежнюю ничтожную жизнь, бегонии в материнском саду и отца, который постукивал по стеклу висевшего в холле барометра и приговаривал: «Погода опять что надо». И хотя ее возлюбленный лежал совсем рядом, а разлучиться с ним даже на расстояние вытянутой руки казалось невозможным, она подумала: я бы вернулась домой, если бы могла.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
