— Ох, ну и ничего же себе! — выдохнула я, сгребая все это богатство и прижимая к груди. — Как вовремя во мне проснулась неуклюжесть.
Ручки просто чесались от желания повнимательнее рассмотреть находку, и я не стала себе отказывать. Уселась прямо на пол, почти под столом и первым делом принялась вертеть шкатулку. Плоский футляр, чуть больше, чем в палец толщиной, из светлого дерева, покрытого лаком. Гладкий, теплый и приятный на ощупь, без каких-либо украшений. Последнее меня расстроило почти до слез. Шкатулка не открывалась. На глянцевой поверхности не было ни отверстий под ключ, ни каких-нибудь завитушек, на которые надо нажимать в правильной последовательности, ни заковыристого замочка — ничего. Но это точно была шкатулка! Едва различимый шов явно говорил об этом.
— Как же ты открываешься? — шипела я, пытаясь рассоединить обе половинки силовым методом.
Не получилось. Я вертела шкатулку и так и этак, крутила ее в разные стороны, даже постучала ею по полу, но она так и не открылась.
— Ладно. — пробурчала себе под нос, — отдам Мартину. Пусть найдет какого столяра или у них в полиции и свои умельцы имеются.
Не сладив со шкатулкой, быстро просмотрела пачку писем. Ничего интересного там не нашла. То ли писали каким-нибудь шифром, то ли это и в самом деле были невинные письма, адресованные леди Ариэлле подругами по обучению.
Выдохнула, пожала плечами и раскрыла тетрадь. То, что это дневник я поняла еще до того, как прочитала первую строчку. Только вот… писала явно девочка или совсем юная девушка, едва-едва переступившая порог детства. Уж слишком наивными были предложения и чистыми восторги.
Я поморщилась и перевернула пару страниц. Снова ничего интересного, юная леди, хозяйка дневника (а я почему-то представляла в этой роли именно леди Ариэллу) восторгалась новым платьем и туфельками, кои ей подарила матушка на двенадцатый день рождения. Я мысленно хмыкнула — приятно быть правой, дневник действительно принадлежал юной леди. Совсем юной. Интересно, зачем было прятать его в тайник? Вряд ли у двенадцатилетней девочки были настолько важные секреты, что она боялась их раглашения.
Впрочем… в двенадцать лет и у меня все секреты были важными и тайными. Особенно от маменьки и отчима. Если бы они тогда узнали хотя бы о половине из моих тайн, то… уверена, матушка точно бы забыла о том, что всегда выступала против физического наказания и утверждала, что детей необходимо воспитывать в любви и ласке. Нет, если бы матушка узнала о моих проделках, то быть мне битой. А отчим бы еще и добавил, хоть никогда ко мне и пальцем не прикоснулся и даже за уши драть не решался, хоть братьев таскал регулярно и подзатыльники им отвешивал.
Я перевернула почти половину листов и нахмурилась. Почерк неуловимо изменился, избавился от детской неразборчивости и стал ровным, строгим, угловатым, хотя и было похоже, что писала та же рука, что и в самом начале.
Вчиталась в первые строчки и резко втянула в себя воздух. По спине тут же побежали холодные мурашки страха, руки задрожали. Несколько слов настолько меня поразили, что в груди стал нарастать ком, и пришлось несколько раз заглотнуть ртом воздух. Я боялась задохнуться от нахлынувших эмоций.
Ужас. Кошмар. Отвратительная мерзость. Сколько отчаяние, боли, презрения и ненависти было всего в паре строк.
Я резко захлопнула дневник и, прикрыв глаза, прислонилась головой к креслу. Попыталась восстановить душевное равновесие. Нет, это просто возмутительно. Это… это… преступление… даже не просто преступление, а… мамочки, как же так?
Мысли метались в голове, сталкивались друг с другом, и ни одна из них не задерживалась. Меня охватила такая жалость, что с трудом приходилось сдерживать слезы. И честно, я бы точно расплакалась, ели бы в этот момент не хлопнула дверь в гостиной.
Тихий хлопок произвел на меня эффект взорвавшейся бомбы. Я резко подскочила и заметалась по сторонам, а из гостиной раздавались тихие голоса — кто-то пришел в покои леди Ариэллы.
Что же делать? Куда прятаться?
Я замерла посреди спальни. Прижимая к груди свою находку и кусала губы, лихорадочно оглядываясь по сторонам.
Первым моим порывом было укрыться в гардеробной, но я тут же отмела эту мысль. Неизвестно, кто там появился, если это слуги, то они вполне могут пройти в гардеробную за чем-нибудь. По той же причине не было смысла лезть и под кровать.
Куда?
А голоса все приближались, и их явно было два.
Не слуги, мелькнула мысль и тут же пропала, а мой взгляд упал на огромный деревянный ларь, стоящий рядом с камином. В таких хранили дрова, чтобы не портить интерьер. Когда я обследовала комнату, то и туда успела заглянуть, а потому точно знала, что кроме сломанной куклы без одного глаза там ничего нет. Дальше тело действовало как-то само, без участия мозга. Я почти бегом пересекла спальню, порадовавшись тому, что все же поддалась порыву и нацепила сегодня подарок лорда Прэтта. Представить страшно, чтобы я делала, если бы на мне были туфельки на каблуках.
«Надо будет обязательно отблагодарить менталиста, — мелькнула мысль. — Тоже пошлю ему подарок…. С намеком… с… жирным таким намеком».
В ящик я поместилась без труда, благо он был довольно объемный, а я никогда не налегала на десерты и сдобу. Впрочем нет, признаться, налегала и еще как, но почему-то вес не набирала. И сейчас как никогда порадовалась этому факту. Я скрутилась в три погибели, опустила голову между поджатых к самой груди колен и замерла. Сверху мягко опустилась крышка, полностью скрывая меня от посторонних глаз. И вовремя, надо признать, потому что в тот же миг дверь в спальню леди Ариэллы, открылась и я услышала надменный женский голос:
— Дарла, это непозволительно и эгоистично с твоей стороны! Ты понимаешь, что своим поведением наносишь ущерб репутации семьи? Прекрати строить из себя страдалицу и спустись вниз, к гостям.
— Уйди, Катарина, — раздался в ответ слабый, лишенный какого-либо выражения голос. Тоже женский, а для меня не осталось секретов в личности говоривших.
Леди Нейрос и леди Милош. Интересно, а что они забыли в спальне покойной в это время? И неужели обряд погребения уже подошел к концу?
— Это возмутительно! — воскликнула леди Милош, словно бы подслушав мои мысли. — Могла же ты хотя бы до конца обряда остаться с гостями? Ты понимаешь, как твой уход выглядит со стороны? Понимаешь, что…
— Уйди! — теперь в слабом голосе леди Нейрос прозвучали чуть более властные нотки. — Мне нет дела до всей этой своры падальщиков. У меня умерла дочь. А они явились на похороны, точно на праздник. Никакого уважения к чужому горю.
— Ой, да какое уважение! — воскликнула леди Милош. — Можно подумать, хоть кто-то из присутствовавших на погребении, не знал о том, что Ариэлла была обычной шлюхой и только связи и положение дяди Ивара сдерживало сплетни и слухи.
— Замолчи! — воскликнула леди Нейрос, а затем до меня донеся звук пощечины.
