Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
Аристотель понимал, что человек, как и остальные животные, должен в первую очередь позаботиться о физическом выживании – то есть обеспечить себе еду, питье и кров, чтобы не погибнуть через неделю, – прежде чем осознанно стремиться к личному и коллективному счастью. Его поражает, сколько душевных сил остается у человека в этой бесконечной борьбе за существование: сам он склонен считать, что не вынес бы отсутствия возможности для интеллектуальных занятий. Он первым напомнил бы читателю данной книги, какая это роскошь – когда хозяйство и труд ради хлеба насущного отнимают не все время, оставляя простор для удовлетворения более высоких потребностей.
Помня о границе, которую проводит Аристотель между биологическим выживанием и осознанным стремлением к счастью, мы, возможно, проникнемся большим сочувствием к бездомным и голодным, беженцам и переселенцам, инвалидам и смертельно больным людям, а также терпящим жестокое обращение животным. Однако это не значит, что мы должны чувствовать неловкость за свое привилегированное положение, позволяющее заняться самосовершенствованием. Нравственно развитый человек с наибольшей долей вероятности захочет помочь обездоленным. Будьте благодарны за то, что вам повезло больше, и продолжайте стремиться к счастью.
Глава 9
Досуг
И в «Этиках», и в «Политике» вопросам досуга Аристотель посвятил не одну страницу. Отсылки к нему мы находим во всех серьезных исследованиях, посвященных социологии, философии и психологии досуга – от трудов Фомы Аквинского (XIII в.) до авторитетнейшего эссе Йозефа Пипера «Досуг – основа культуры» (1948). Радикальные идеи Аристотеля, касающиеся досуга, как нельзя более актуальны для нашей эпохи, особенно утверждение, что досуг важнее работы, но люди зачастую неправильно распоряжаются свободным временем, если не приучены использовать его конструктивно. Аристотель отмечает, что Спарта приходит в упадок в мирные времена, поскольку совокупность ее законов «рассчитана на воинскую доблесть», а досугом спартанцы «не умеют пользоваться и не могли заняться каким-либо другим делом», кроме военного. Скука – враг не только мира, но и счастья.
Взгляды Аристотеля на смысл и цели досуга кардинально отличались от представлений его предшественников и современников. В Древней Греции, где большинство населения – как рабы, так и свободные – занималось тяжелым трудом, свободное время предпочитали тратить на телесные удовольствия и сомнительные забавы. Как и в XIX в., когда Торстейн Веблен разрабатывал свою теорию «праздного класса» и «демонстративного потребления», зависть трудящегося народа вызывал и сам излишек свободного времени у богачей, и возможность посвятить его недоступным бедноте развлечениям. По мнению Аристотеля, «потому эти развлечения и считаются признаками счастья, что в них проводят свой досуг государи». Однако считающие так глубоко заблуждаются, поскольку от подобных увеселений «скорее бывает вред, а не польза, ибо из-за них не уделяют внимания своему здоровью и имуществу». К подлинному счастью они почти никакого отношения не имеют.
В английском языке «досуг» – leisure – происходит от латинского licere (быть дозволенным), то есть досуг – это время, когда вы свободны от рабочих обязанностей и вольны выбирать, как его провести[28]. Греческое слово schole, которое использует Аристотель, изначально подразумевало «личное» время, когда человек может заниматься чем-то для собственного удовольствия. Со временем у одного из значений schole появились дополнительные ассоциации с познавательной и просветительской деятельностью – поскольку философы считали наличие свободного времени одним из необходимых условий и предпосылок для интеллектуальных занятий. Именно от него произошло наше слово «школа». Однако обширное понятие досуга у Аристотеля включает в себя не только время для исследований и дискуссий. Оно несомненно подразумевает необходимый отдых после работы – физический отдых и восстановление сил, удовлетворение естественной потребности в пище и плотской любви, развлечения и забавы, прогоняющие скуку. Но, кроме этого, оно охватывает и прочие виды занятий, на которые люди переключаются, покончив с утомительными делами, необходимыми для обеспечения средств выживания (крова, пищи и защиты). Если человек будет проводить досуг надлежащим образом, то обретет в нем идеальное свое состояние, подчеркивает Аристотель. Редким счастливчикам удается зарабатывать на жизнь именно тем, что доставляет им наибольшее удовольствие, – раскрывая свой неповторимый потенциал. Большинство людей вынуждены работать из-за финансовой необходимости, и значительную часть своего рабочего времени они предпочли бы заниматься чем-то другим. Ни работу, ни отдых от работы Аристотель не считает самодостаточными целями – это лишь средство обеспечения пространства для досуга, в котором мы сможем полностью реализовать своей потенциал для счастья.
Наша цивилизация одержима работой. Провозглашаемое Аристотелем превосходство продуманного конструктивного досуга над работой или примитивным отдыхом идет вразрез с нашей привычкой идентифицировать себя с профессией или родом деятельности. Спрашивая нового знакомого, чем он занимается, мы имеем в виду способ зарабатывать на жизнь – а не пение в хоре по выходным. Сама мысль об избытке свободного времени, распоряжение которым нужно продумывать отдельно, вызовет саркастический смех у многих рабочих, считающих, что морочить себе голову подобными вопросами может только оторванная от жизни интеллигенция. Однако, по мнению Аристотеля, только часы досуга позволят нам реализовать свой потенциал в полной мере. Работаем мы обычно для того, чтобы обеспечить себе существование, и эта цель роднит нас с остальными животными. А цель досуга может и должна заключаться в том, чтобы развивать другие наши грани, исключительно человеческие: душу, разум, личные и общественные взаимоотношения. Поэтому проводить досуг бездумно и бесцельно – значит тратить время впустую.
Аристотель счел бы неприемлемым современное понятие «трудового рвения», порожденное, как показал Макс Вебер в «Протестантской этике и духе капитализма» (1905), реформацией и промышленной революцией. Люди стали понимать, что с проблемой нищеты и нехватки продовольствия можно справиться – но для этого нужно работать не покладая рук. Возможно, когда-нибудь автоматизация упразднит тяжелый физический труд, однако для этого человеку придется попотеть еще не одно столетие. В итоге статус труда – по крайней мере направленного на максимизацию производства материальных благ – ощутимо повысился. Последствий было несколько. Работа превратилась из средства достижения цели (жизнеобеспечения) в самоцель. «Непроизводительный» труд, то есть не связанный с удовлетворением базовых потребностей, стал считаться менее значимым и важным, чем промышленный. К непроизводительным работникам экономист Адам Смит в «Исследовании о природе и причинах богатства народов» (1776) относит не только государей, но и «священников, юристов, врачей, писателей всякого рода, актеров, паяцев, музыкантов, оперных певцов, танцовщиков и прочих». Максимизация объемов производства потребовала отказаться от ограничения рабочего времени сезонной продолжительностью светового дня – теперь рабочие часы отсчитывал механический хронометр. Рабочий день растянулся, превращая жизнь фабричных городов в бесконечную изматывающую рутину, описанную Диккенсом в «Тяжелых временах» (1854), и ведя на пике промышленного переворота к кошмару 12-часовых смен и эксплуатации детского труда.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
