Второй круг жрецов сомкнулся вокруг чаши. Они тоже перерезали запястья и позволили крови излиться в Грааль. Густой медный запах крови заполнил все вокруг. Учуяв его, Кровавые Ангелы менялись, превращаясь из ангелов в монстров. Хотя лица оставались прекрасными, зрачки расширялись, кожа краснела, клыки делались длиннее, выступая из десен и касаясь нижних губ.
— Каждый из вас будет наделен свойствами, дарованными ордену самим Императором в прошлые века. Кровь Сангвиния наполнит вас, его семя укоренится в вас, изменит и сделает совершеннее людей.
Третья и последняя группы кровавых жрецов добавили кровь в чашу. Деревео взял у раба крошечный хрустальный флакон и открыл его, позволил сорваться единственной капле чистейшей жидкости. Кровь задымилась.
— Сначала вы должны будете испить и тем самым сделаете первый шаг на пути превращения в воина Императора Человечества.
Одного из мальчиков схватил Кровавый Ангел, чей лик превратился в ухмыляющуюся рожу дьявола. Кандидата подняли на ступени, уговаривая идти, и поднесли Грааль к его губам.
— Пей! Пей и познай последнее удовлетворение жажды, — приказал Деревео. — Отныне она не пройдет никогда.
Мальчик глотнул и поперхнулся. Его заставили выпить еще. Он отошел, задыхаясь, с окровавленными губами.
— Ведите остальных! — приказал Деревео.
Кровавые Ангелы поощряли действо криками. Налет цивилизованности быстро слетел с них.
Луис выпил кровь, как и прочие. Она скользнула по пищеводу, густая, отвратительная. В желудке она свернулась, и Луис испугался, что его вырвет священным жизненным веществом Великого Ангела. Чувства, и так искаженные из-за бессонницы, еще сильнее изменились. Перед глазами поплыли красные пятна. Он выдохнул, и струйка крови потекла изо рта на подбородок. Луис стер ее рукавом.
— С вами произойдет перемена. Некоторые не выдержат и умрут. — Голос жреца возвысился. — Те, кто выживут, познают жизнь ради войны!
— Война! Война! Война! — скандировали Кровавые Ангелы. — За Императора! За Сангвиния!
Душу Луиса озарило красным, по глубокому озеру его жизненной силы пошла рябь. Глаза новобранца закатились, и он рухнул.
Война. Барабанная дробь войны раздавалась в пустоте. Во всех концах Галактики сыны Императора сражались друг с другом. Луис стал свидетелем душераздирающего зрелища — воинов, призванных помогать человечеству выживать, рвавших друг друга на куски под хохот темных богов.
Он провалился сквозь небо, которое полыхало как знамение лучших времен.
Он выполз из обломков капсулы на поверхность разрушенной планеты. Его разум, разум ребенка, мучили недоумение и страх. Появившиеся крылья подрагивали за спиной.
Он боролся с летающим титаническим существом, которое излучало ярость, угрожавшую подавить силу его разума.
Он был повелителем армий, и Галактика славила его имя.
Он находился в огромной пустыне. Судьба его народа печалила его.
Истинный отец предстал перед ним в своем величии, сияющий.
Темное лицо рычащего от ненависти врага склонилось над ним с оружием, окутанным дьявольской силой.
Сигнус, Ультрамар, Мельхиор, Кайвас, Убийца. Названия планет, которые он никогда не посещал, крутились в голове. Связанные с генетическим кодом воспоминания Сангвиния хлынули в Луиса, наполняя его. Он боролся с демонами и знал, кто они такие. Он бился с предателями, которых когда-то любил. Ярость и скорбь сражались в его сердце. Его мучили постоянные подозрения, которые познал и его отец. Они делали его замкнутым и огорчали. И все же он не мог говорить об этом, ибо являлся великим Ангелом, самым совершенным и возлюбленным из непокорных сыновей Императора. Печаль оставалась невысказанной. И смутная вечная ярость, едва ощущаемое желание убивать, которое он не осмеливался открыть ни единому живому существу. Он смотрел на своего брата Ангрона и боялся того, кем может стать сам. Он отворачивался, но гнев никогда не покидал его. В его душе находились в зыбком равновесии милосердие и жестокость. Сангвиний стал Луисом, а Луис — Сангвинием. Его сознание, более слабое, чем у примарха, распалось на части и оказалось поглощенным. Какое-то время Луис перестал быть собой и погрузился в ужасное бытие полубога. Это испытание продолжалось вечно, череда все новых кошмаров, которые хаотично сменяли друг друга, пугая разными ужасами. Жизнь святого Сангвиния была исполнена отчаяния, ответное отчаяние пробудилось и в груди Луиса. И вот, наконец, все завершилось. Красный цвет собственной крови затуманил зрение. Лицо Хоруса склонилось над ним, но не Хорус смотрел глазами брата, а нечто гораздо более древнее и испорченное. Его крылья были сломаны, тело разбито. Боль и печаль — вот все, что ему оставалось.
Видение подернулось рябью. Луис снова осознал себя. Он тонул в океане густой крови, опускался все ниже, подгоняемый толчками титанической утихающей силы. Это был стук гигантского сердца Сангвиния. Оно билось медленно, создавая в море крови вихри, способные поглотить галактики. Пульс замедлился. Затем прекратился. Океан крови успокоился, и Луис утонул.
Нежная тьма окутала его.
Пульс снова появился, слабый, двойной. Теперь билось два сердца. Луис больше не существовал.
Он пробудился в западне и дернулся. Занятая им вертикальная капсула оказалась почти по размеру его тела. Ее наполняла красная с кровавыми ошметками жидкость. Тусклый свет сиял сквозь маленькое круглое окошко. Конечности были опутаны проводами. Воткнутые в тело иглы выдергивались с болью при каждом резком движении. На лице он ощутил какую-то маску, в панике сорвал ее и закричал. Жидкость хлынула в легкие. Он тонул, боролся с бешеной силой, стуча в непробиваемую стену, не понимая, что вовсе не умирает, а свободно дышит.
Под ногами раздался механический шум. Жидкость зажурчала, и ее уровень понизился. Данте открыл глаза. Снаружи, за окошком, двигались затуманенные следами крови силуэты. Загудел сигнальный колокол. Данте моргнул, прочищая глаза от густой жидкости, сорвал с груди панель, избавился от игл, вонзенных в руки и бедра, а потом взревел, словно зверь. Его мучили воспоминания о предательстве и смерти, а вокруг была кровь, и только кровь.
Замки открылись. В щель проник свет. Раздался глухой звон, крышка приоткрылась, и Данте понял, что находится в ребристом металлическом саркофаге. К нему протянулись руки. Он бил по ним и рычал. Его зубы оказались острыми и вонзались в губы. Неизвестные схватили его.
В потоке кровавой амниотической жидкости он упал вперед на блестящий базальтовый пол. Перед глазами стояли воображаемые кричащие измученные лица. Большие когти вцепились в его крылья и сломались. Печаль наполнила сердце. Он стоял на четвереньках, мучимый чужими бедами. Виденное им озарилось багровым. Неутолимая жажда охватила его. Все ощущения заглушила боль. Он больше не знал, кем является.
— Этот всю трансформацию боролся, — сказал голос, измененный боксом. — Еще один для башни.
— Или воин с большой судьбой, — ответил другой.
