В цеху стало легче. Марина успокоилась от привычной обстановки, – расположение тяжелых фрезеров и железистый запах стружки, ведро с кривой буквой «Ц», намалеванной сбоку белой краской, укатанная до блеска ручка деревянной швабры, непросохшая тряпка, еле заметно пахнущая гнилью. Все как всегда. Ничего страшного. Собрать мусор, набрать воды в туалете, вымыть полы и пойти к следователю. Все как всегда. Как обычно. Ничего страшного.
Марина присела на корточки, чтобы вымести из-под станка, но подняться почему-то не смогла. Сидела и тупо смотрела перед собой на груду мелких спиралевидных стружек, поблескивавших в лучах закатного солнца. И ей казалось, что это похоже на клад, ее сокровища, последнее из всего, что у нее осталось.
21:34. Катя
Вернувшись от следователя, Катя сразу же легла спать – сказался и страх за Нину, и перелет, и сегодняшняя встреча с матерью, и, главное, не каждый день узнаешь такое о собственном прошлом.
Проснулась Катя от дурманящего запаха ванильных кексов – тетя Света всегда знала, как ее порадовать. Сидя на уютной кухне и вспоминая дядю Ваню, Катя немного успокоилась. Она даже не успела рассказать тете Свете, что узнала, вернее, не узнала: позвонил следователь и попросил вернуться. Катя торопливо обувалась – тетя Света хотела бежать с ней, но Катя заверила, что позвонит из участка.
Катя влетела в кабинет следователя без стука. Тот принимал кого-то, но заметив Катю, взволнованно поднялся и подошел.
– Нашли?
– Нет, но тут такое дело…
Он посмотрел на мужчину. Тот был какой-то странный и растерянный. Катя подумала, что он не хочет говорить при нем, хотела выйти и подождать, но следователь остановил ее:
– Ну, в общем… Я…
– Да что такое? Она что… Все?
– Нет, нет! Мы ее не нашли, но этот человек… Он говорит, что он ваш отец.
Катя изумленно посмотрела на мужчину. На стуле сидел человек, который насиловал ее в детстве, которому она еще недавно высказывала все, что о нем думает. Сидел и смотрел на нее. Это казалось каким-то нелепым и очень обидным розыгрышем.
Она представляла себе отца отвратительным полубезумным алкашом с похотливой рожей, а этот мужчина был даже красив.
– Привет, – сипло выдавил из себя он.
Катя продолжала смотреть:
– Вы бы лучше Нину нашли. – Она развернулась к следователю.
– Ваша мать к нему приходила. Она уверена, что Нина у него.
Катя остановилась. Ей казалось, что воздух в комнате так накален, что от одного неверного слова все полыхнет и разорвется или разорвется она сама. Пока она держалась.
– Она несла ересь какую-то. Я даже не знал, что Нина пропала.
– О, ты даже имя дочери знаешь? Ничего себе! А мое помнишь?
– Катя, я все понимаю, но и ты меня пойми тоже… Твоя мать… Я не мог к вам приходить, она бросалась на меня с порога, она мне плечо распорола ножом. Она же…
– Ты когда Нину видел в последний раз?
– Не помню, в детстве. Катя, я абсолютно уверен, что это твоя мать ее куда-то дела, чтобы подставить меня. Она сошла с ума. Она считает, что я насиловал вас в детстве.
– Ну да. – Катя смотрела на него в упор.
Мужчина так растерялся, что, раскрыв рот, смотрел то на Катю, то на следователя. У следователя стало такое лицо, будто он вышел на след – как пес, который учуял запах и встал в стойку. Кате было мерзко говорить с отцом, еще и при постороннем, но молчать было нельзя. Это могло помочь делу. Помочь Нине.
– Это правда? – Следователь развернулся к Кате.
– Да. Я недавно прошла курс гипноза и обо всем вспомнила. Ну ты и мудак. – Она снова развернулась к отцу.
– Кать, ты серьезно, что ли? Да я никогда ничего… Это она вам такое внушила? Я же… Да что я объясняю вообще! Это бред какой-то. Я тебе клянусь, что…
– Заявление писать будете? – спросил следователь так тихо и доверительно, что Катя даже нашла в себе силы криво улыбнуться ему.
– А смысл теперь? Но вы его проверьте, мало ли. Вдруг он правда что-то знает.
Следователь кивнул, и Катя вышла под возмущенные крики отца, который продолжал что-то доказывать следователю.
Выскочив из здания, Катя свернула за угол и, уткнувшись лицом в шершавую бетонную стену, разрыдалась. Плакала она долго. И сама не понимала почему. Будто ее из бешеного московского мира, сумасшедшего, но при этом привычного, затащило куда-то в ад – в прошлое, в другое пространство, в котором она кругом выходила виноватой, а если и не была виновата, то оказывалась такой ничтожной и жалкой, что жить не хотелось совсем. Не было сил остановиться, перестать плакать, пойти искать Нину, говорить с матерью, даже позвонить тете Свете. Как будто каждое ее слово, жест, движение, каждый шаг – все теперь давалось какими-то адскими муками и стоило нечеловеческих усилий.
– Кто не спрятался – я не виноват, – раздался у нее за спиной голос следователя.
– Не смешно вообще, – грубо ответила Катя и вытерла слезы.
Следователь протянул ей фляжку.
– Вас с работы уволят. Ходите тут в рабочее время и распиваете, – попыталась съязвить Катя, но вышло совсем не весело.
Следователь не ответил. Он все еще протягивал ей фляжку и смотрел с таким состраданием и участием, что хамить ему расхотелось, хотя было обидно, конечно, что она такая жалкая, да еще и ревет. Катя отхлебнула немного и почему-то вспомнила Даниэля. Он тоже часто смотрел на нее этим же сосредоточенным взглядом, и после того, как она изменила ему, выдерживать этот взгляд стало невозможно.
– Даниэль!
Катя вдруг сообразила, куда еще могла пойти Нина. Конечно! У нее не было своих друзей и подружек, но были же Катькины. Она могла пойти к Даниэлю. Она же все за Катькой повторяла. Видеть Даниэля не хотелось совсем, но проверить было нужно.
– Михаил, – сказал вдруг следователь.
– Что «Михаил»? Отец мой?
– Я.
– Чего?
– Ну, вы сказали Даниэль. А меня Миша зовут.
– Нет, я вспомнила, где еще она может быть. А вы очень заняты? Вы можете со мной, а то я… Ну как-то…
– Да, конечно. Сейчас я дежурного предупрежу.
Через десять минут они уже стояли перед калиткой.
– Даниэль! – крикнула Катя, но никто не вышел.
Она крикнула снова. Наконец, на крыльце появился удивленный Вадим. Он напряженно вглядывался и, кажется, не узнал ее.
– Привет! – Катя широко ему улыбнулась. – Рада тебя видеть! А позови Даниэля, пожалуйста.
Вадим подошел и отпер калитку.
– Да, здравствуй, Катя. А Дэн… Он… умер же… Ты не знала?
– Как умер? Когда?
– Давно уже. Несколько лет прошло. Наркотики.