Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
«Я шла к нему в кабинет просить денег, но, получив отказ — вежливый, с поцелуем руки, — из просительницы превращалась в законодательницу, я требовала и говорила: "А я тебе говорю, что я так хочу. Прошу тебя, чтобы завтра это было сделано"… На это он вставал, целовал меня и, жеманясь, отвечал "Princesse, votre volont — c'est la mienne (Княгиня, ваше желание — моё желание)". И когда, сыграв роль капризной львицы, я, оскорбленная недостойной комедией, уходила от него, меня утешала мысль, что я делаю это не для себя, а ради идеи»[291].
Именно таким способом и были получены деньги на издание художественного журнала «Мир искусства». Это был качественно новый продукт, равного которому доселе не было среди отечественных художественных журналов. У «Мира искусства» был очень большой формат, позволявший публиковать качественные иллюстрации, органически входившие в систему авторских доказательств, а не просто украшавшие текст. Журнал печатался на превосходной бумаге, которая улучшалась год от года. Тексты набирались стильной елизаветинской гарнитурой: мирискусники отыскали старинные матрицы времен императрицы Елизаветы Петровны и заказали отлить по ним шрифт для своего журнала. Елизаветинская гарнитура пережила своих создателей: она благополучно дожила до наших дней и иногда используется в дорогих альбомах и книгах по искусству. Издатели считали, что в художественном журнале нет мелочей: обложки, заставки, концовки, инициалы выполнялись талантливыми художниками, влюбленными в книжное искусство и книжную графику. Обложка для первого журнала была разработана на конкурсной основе. В конкурсе по просьбе Дягилева приняли участие десять незаурядных художников: Лев Бакст, Александр Бенуа, Михаил Врубель, Александр Головин, Константин Коровин, Евгений Лансере, Сергей Малютин, Елена Поленова, Константин Сомов, Мария Якунчикова. Победил Константин Коровин, и его рисунок был воспроизведен на обложке первых номеров «Мира искусства». И хотя княгиня Тенишева не была официально приглашена Дягилевым для участия в конкурсе, бравшая уроки рисунка и живописи Мария Клавдиевна «горела желанием лично как-то принимать участие в журнале»[292]. Во время очередной поездки в Париж княгиня на несколько часов в день запиралась в своей мастерской и упорно работала над сочинением графической композиции, способной наглядно выразить главную цель издания. Когда же княгиня ничтоже сумняшеся рискнула представить Дягилеву свой рисунок для обложки, вышел конфуз, имевший далекоидущие последствия. Сергей Павлович был неумолим: «Однако бедная Мария Клавдиевна так и не удостоилась чести выступить в собственном журнале. Сережа безжалостно и безапелляционно отверг этот опыт, и надо сказать, что он был совершенно прав. Зато княгине эта неудача не могла послужить поощрением к дальнейшему активному участию в том органе, который она считала своим и который ей уже начинал стоить немало денег»[293].
Однако в момент подготовки к выпуску первого номера журнала еще ничего не предвещало грядущего конфликта. Элегантный и очаровательный Сергей Павлович, надо отдать ему должное, знал, как понравиться. Княгиня Мария Клавдиевна вспоминала: «Дягилев в эту минуту пел соловьем, уверял меня, что никто, кроме меня, не может внести свет куда-то и во что-то… и т. д. Это было очень красиво, очень трогательно…»[294] Дягилев целовал ручки, расточал комплименты княгине и приносил счета. Савва Иванович Мамонтов вскоре после подписания договора об издании «Мира искусства» был арестован по надуманному обвинению, объявлен банкротом и разорен. Все тяготы по финансированию журнала в течение года несла одна княгиня Тенишева. «Мир искусства» стал ярким явлением культуры, однако ни о каком извлечении прибыли от этого художественного издания не было и речи. Тенишевой «Мир искусства» принес лишь ощутимые издержки — денежные убытки и моральную неудовлетворенность, сопряжённую с мучительными уколами ее самолюбию. Дягилев руководил журналом, совершенно не считаясь с пожеланиями и вкусами княгини. Уже в первом номере журнала была опубликована довольно-таки язвительная и резкая по тону заметка, направленная против двух устоявшихся авторитетов: известного пейзажиста и профессора Императорской академии художеств Юлия Юльевича Клевера и прославленного художника-баталиста Василия Васильевича Верещагина. В этой заметке, наделавшей много шуму и обратившей на себя внимание публики, мирискусники заклеймили Клевера и Верещагина как представителей антихудожественных, с их точки зрения, тенденций. Воспитанная передвижниками русская публика привыкла ценить реалистическую живопись. Однако у мирискусников были свои резоны, которые спустя полтора года изложил Александр Бенуа: «…в первом номере нужно было сразу высказаться как можно ярче, сразу выяснить свое отношение к тем антихудожественным тенденциям, главным представителем и пророком которых является у нас Верещагин»[295]. Эта цель была достигнута, но эпатаж читателей достался дорогой ценой. Заметка возмутила некоторых именитых читателей журнала, к числу которых принадлежал и Павел Михайлович Третьяков, не столько по существу, сколько по форме. Третьяков соглашался с тем, что в творчестве и Клевера, и Верещагина в последние годы стали ощущаться зримые признаки упадка дарования, но полагал, что Дягилев взял не по чину: именитые художники «заслуживают порицания, но не от начинающего журналиста по искусству»[296]. Если отрицательный отзыв Третьякова о первом номере нового журнала был выражен в частном письме, то известный критик из демократического лагеря Владимир Васильевич Стасов в статье с красноречивым названием «Нищие духом» публично разнёс первые номера «Мира искусства». Стасовский разнос предопределил отрицательную реакцию печати на появление нового художественного журнала. Дерзкая выходка Дягилева и отрицательная реакция прессы на ее кровное детище «Мир искусства» — всё это обескуражило княгиню Тенишеву. Меценатка «осталась недовольна» новорожденным журналом и посчитала, что «надо укоротить Дягилева»[297]. Мария Клавдиевна полагала, что редактор допустил непростительную бестактность, решив использовать финансируемый ею журнал для проповеди собственных взглядов, идущих вразрез с ее воззрениями на русское искусство. Она почитала Верещагина живым классиком и выпад против него расценила как травлю, ответственность за которую падала на нее. Попытка княгини объясниться с Дягилевым не привела к желаемому результату: редактор не обратил ни малейшего внимания на слова меценатки. «Укоротить Дягилева» не удалось.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
