В то же время танковые армии, имея в своем составе небольшое количество мотопехоты, не могли одновременно обеспечивать полное сопровождение наступающих по городу танковых подразделений и создавать штурмовые группы для захвата зданий. Пришлось выделить для совместных действий со 2-й гвардейской танковой армией 1-ю польскую дивизию, а 3-ю гвардейскую танковую армию сопровождали три стрелковые дивизии 28-й армии. 1-я гвардейская танковая армия наступала совместно с 8-й гвардейской армией. При этом каждый корпус генерала М.Е. Катукова продвигался с одним из стрелковых корпусов 8А генерала В.И. Чуйкова. Такое взаимодействие решило проблему.
Однако вскоре возникли новые трудности: все войска устремились к центру города Берлина — к Рейхстагу. Естественно, полосы действий войск, в том числе и танковых армий, сужались, и им негде было развернуться. В это время танковая бригада наступала вдоль какой-нибудь улицы, ширина которой позволяла пройти, как правило, двум-трем развернутым в линию танкам и за ними — трем-четырем самоходным артиллерийским установкам. Остальные стояли, неся напрасные потери.
Советскому командованию наряду с руководством боевыми действиями пришлось взять на себя заботу о местном населении. Эти обязанности были возложены на командующего 5-й ударной армией генерала Н.Э. Берзарина, назначенного военным комендантом Берлина. Комендатуры создавались во всех только что взятых районах города. Так как в городе возник голод, тыловые органы фронтов и армий организовали выдачу продуктов горожанам. Советские солдаты и сами делились пищей с детьми, женщинами и стариками.
26 апреля от всей группировки, окруженной в Берлине, удалось отсечь Потсдам — пригород столицы. На следующий день 47-я армия генерала Ф.И. Перхоровича совместно с соединениями 2-й и 4-й гвардейских танковых армий уничтожила отрезанные там немецкие войска. В самом Берлине благодаря ударам с севера и юга противник оказался зажатым в узкой, не более 2–4 км, полосе, вытянутой с запада на восток почти на 20 км. К вечеру 28 апреля противник был рассечен на три части. Сообщение между ними сохранялось только по подземным коммуникациям. Чтобы советские войска не смогли использовать метро, Гитлер приказал открыть шлюзы на Шпрее, хотя он не мог не знать, что будет затоплен участок метро между Лейпцигер-штрассе и Унтер-ден-Линден, где на станциях укрывались тысячи берлинцев.
В 22.00 генерал Вейдлинг доложил Гитлеру, что боеприпасов осталось приблизительно на два дня, по его мнению, дальнейшее сопротивление бесполезно. Генерал предложил план прорыва остатков частей на запад, к англо-американским войскам. «Фюрер долго размышлял, — рассказывал уже в плену Вейдлинг. — Он расценивал обстановку как безнадежную». Однако мысль о прорыве Гитлер отклонил.
Советские войска продолжали упорно пробиваться к Рейхстагу. Это величественное здание в северо-восточной части парка Тиргартен было многим знакомо. С севера через реку Шпрее к Рейхстагу продвигалась 3-я ударная армия генерала В.И. Кузнецова: кстати, ее 79-й стрелковый корпус первым из советских войск ворвался в город. Теперь командир корпуса генерал С.Н. Переверткин лелеял надежду первым водрузить красное знамя над Рейхстагом. С юго-востока через плотно застроенную часть города наступали гвардейцы 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий. Генерал В.И. Чуйков поставил корпусам задачу: 28 апреля выйти в район Рейхстага и во что бы то ни стало взять его. С юга продвигалась 3-я гвардейская танковая армия 1-го Украинского фронта. Ее (армии) 9-й механизированный корпус генерала И.П. Сухова только что вышел к Ландвер-каналу. Утром 29 апреля он должен был форсировать его, а затем по улице Геринг-штрассе двинуться к Рейхстагу.
В соответствии с директивой Ставки ВГК от 23 апреля разграничительная линия между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами на севере заканчивалась Ангальтским вокзалом, расположенным в центральной части города в 2 км южнее Рейхстага. 28 апреля войска 1-го Белорусского фронта овладели вокзалом. Строго говоря, это являлось нарушением установленной границы, так как вокзал входил в полосу наступления 1-го Украинского фронта. В ней еще больше, чем командование 1-го Белорусского фронта, были повинны Генеральный штаб и Ставка, которые не сумели обеспечить на должном уровне взаимодействие двух фронтов, направив их на одну и ту же цель. Основная причина перемешивания войск заключалась в несвоевременном разграничении районов действий фронтов. С началом Берлинской операции граница между войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов была определена всего-навсего на глубину 50 км — до Люббена. Несмотря на то что войска маршала И.С. Конева ворвались в Берлин 21 апреля, Ставка установила разграничительную линию между фронтами в городе только 23 апреля. Трудности не замедлили сказаться. И Конев, и Жуков стали получать от своих войск одно донесение за другим о том, что собственная авиация наносит по ним удары. Разобраться, авиация какого фронта виновата, в тех условиях было невозможно.
Однако и назначенная 23 апреля разграничительная линия, упорядочив действия войск на суше, не устранила неразберихи в воздухе. По мере продвижения к центру Берлина она нарастала. Летчики нередко ошибались. Как докладывало командование 3-й гвардейской танковой армии, 16-я воздушная армия, входившая в состав 1-го Белорусского фронта, случайно нанесла мощный удар по 6-му гвардейскому танковому корпусу, причинив ему серьезный урон. Случалось, что танкистов генерала П.С. Рыбалко бомбила авиация своего же фронта. Дело доходило до того, что П.С. Рыбалко попросил И.С. Конева совсем убрать авиацию. Когда все войска устремились к Рейхстагу, даже артиллерия иногда обстреливала своих соседей.
28 апреля, наступая на запад южнее Ландвер-канала, 29-й гвардейский стрелковый корпус 8-й гвардейской армии пересек железные дороги, которые идут на север к Ангальтскому и Потсдамскому вокзалам. При этом продвижение 9-го механизированного корпуса армии генерала П.С. Рыбалко на север, вдоль железных дорог, к Ландвер-каналу пришлось как раз по тылам 8-й гвардейской армии. Последствия продвижения войск перпендикулярно друг другу могли быть непредсказуемыми.
В 20.45 И.С. Конев направил Г.К. Жукову телеграмму: «По донесению П.С. Рыбалко армии В.И. Чуйкова и М.Е. Катукова получили задачу наступать на северо-запад по южному берегу Ландвер-канала и таким образом режут боевые порядки войск 1-го Украинского фронта, наступающих на север. Прошу изменить направление наступления армий Чуйкова и Катукова». Копия телеграммы тут же была передана в Москву генералу А.И. Антонову. В принципе выполнение просьбы И.С. Конева должно было привести к прекращению наступления армий В.И. Чуйкова и М.Е. Катукова.
Получив телеграмму командующего 1-м Украинским фронтом, Г.К. Жуков доложил И.В. Сталину: «Наступление частей Конева по тылам 8-й гвардейской армии и 1-й гвардейской танковой армии создало путаницу и перемешивание частей, что крайне вообще осложнило управление боем. Дальнейшее их продвижение в этом направлении может привести к еще большему перемешиванию и затруднит управление». Маршал Жуков просил установить новую разграничительную линию между фронтами или заменить войска И.С. Конева в Берлине войсками 1-го Белорусского фронта. Буквально через несколько минут Москва установила такую разграничительную линию, которая требовала вывода армий П.С. Рыбалко и А.А. Лучинского из города на запад.
