Оставалось ждать вечера.
В Сульосе возле дома Андерса и Агнес Фьелльсгорь дежурил патруль. Подошли несколько зевак, услышавших о случившемся. В начале второй половины дня подошел и Даг — посмотреть, что происходит. В это же время на крыльце дома под навесом из брезента работали двое следователей из уголовной полиции. Даг постоял на траве двора, поговорил с Андерсом, потом к ним вышла Агнес. Она вынесла из дома целое блюдо картофельных лепешек и угостила всех. Полицейский возле дороги поблагодарил и взял, Андерс не захотел, а Даг не отказался.
— Большое спасибо, — сказал он и посмотрел ей в глаза.
Позже Агнес попыталась искоренить запах бензина, который дурманящим туманом лежал по всему дому. Она несколько раз мыла и перемывала деревянный пол, терла его песком и зеленым мылом, но бензин успел просочиться в щели и глубоко впитаться в доски. Дверь держали широко открытой и после отъезда следователей. На дворе ни ветерка. На равнине возле Браннсволла и Лаувсланнсмуэна воздух накалился, так что даже птицы умолкли.
Был уже шестой час.
Примерно в это время за Альфредом заехала полиция.
Через Эльсе Альфреду передали, чтобы он приехал в дом поселковой администрации. Было сказано, чтобы она передала ему информацию предельно буднично и спокойно. Важно, чтобы Альфред ничего не заподозрил. Что его самого подозревают. Он ведь принимал активнейшее участие в тушении всех пожаров.
Его провели в старый зал заседаний правления, где была устроена временная контора с рабочим столом, тремя стульями и пишущей машинкой. Его попросили присесть на один из стульев. Полицейские сели по другую сторону стола. И начался допрос. Но он не сразу понял, что его подозревают.
Впрочем, возможно, происходящее неправильно называть допросом. Разговор был ненапряженным. Альфреду предложили кофе из огромного кофейника, в былые времена кофе в нем хватало на всех членов правления. Затем его попросили рассказать о трех последних пожарах, двух в Ватнели и одном в сарае Слёгедалей. Все тщательно записывали. Один из полицейских сидел спиной к Альфреду и барабанил по клавишам пишущей машинки, записывая и вопросы, и ответы. Альфред рассказывал неторопливо, с паузами, он сидел, подавшись вперед, к чашке дымящегося кофе, и временами прокашливался, и тогда все отрывались от бумаг и смотрели на него. Спросили, сколько он спал за последние ночи. Он ответил совершенно честно, что не имеет об этом представления. Спросили, не вымотался ли он до предела, и он согласился. Спросили о пожаре в Скагене, почему этот пожар начался днем, а не ночью, как все остальные. Но у него не было объяснения. Тогда спросили, не думает ли он, что все пожары имеют одну, общую схему. У него не нашлось ответа. Спросили, почему он в свое время пошел в пожарную охрану. Он ответил, что его завербовали, а кроме того, эта работа казалась ему наполненной смыслом. Тогда спросили, что он имеет в виду под наполненной смыслом, может ли он подробнее это объяснить. Он сделал попытку. Наконец, его спросили, что он думает о минувших двух сутках. Он подумал, прежде чем ответить, наклонился вперед и сказал: нереальные. Нереальные. Совершенно нереальные.
Разговор длился минут двадцать, потом его отпустили. Перед уходом он спросил:
— Почему вы, собственно, решили со мной поговорить?
— Это часть расследования, — ответили ему.
— Значит, я подозреваемый?
— Это ровным счетом ничего не значит.
И он ушел.
Когда он вернулся домой, Эльсе накрыла на стол, и за едой он рассказал о допросе. Он сказал, что полиция, возможно, подозревает его. Она вскинула на него глаза. Посмотрела на его руки, на рот, на лицо. Посмотрела, как из кофейной чашки поднимался пар.
И расхохоталась.
В шесть они слушали новости. Пожары были вторым сюжетом в новостях. Первым было сообщение о крушении поезда в Лионе, во Франции, там погибли восемь человек. А потом о последних четырех пожарах в Финсланне. Два из них могли быть со смертельным исходом. Четверо пожилых людей оказались на волоске от смерти. Ленсман Куланн отвечал на вопросы, голос звучал твердо и уверенно. Он сказал, что полиция до сих пор не имеет конкретных зацепок. Упомянул две машины. А потом то, что заметила Агнес Фьелльсгорь, — молодой худощавый мужчина. Таковы данные на настоящий момент. Под конец ленсман призвал всех к бдительности в ближайшую ночь. Вот и все, что было сказано о пожарах в Финсланне. Далее были новости с чемпионата мира по футболу. Выбыли Австрия, Франция, Испания и Швеция.
Эльсе встала, чтобы выключить радио, а Альфред допил кофе и пошел было прилечь в гостиной.
В этот момент Эльсе заметила человека, шедшего по полю. Она сразу его узнала, но поразилась, каким он выглядел старым. Ингеманн шел через поле один. Это был кратчайший путь между их домами, но им редко пользовались. Солнце светило ему в спину, тело отбрасывало длинную узкую тень, раза в четыре длиннее самого Ингеманна. Казалось, прошло лет десять с тех пор, как она видела его в прошлый раз. Десять лет прошло, и Ингеманну стало далеко за семьдесят всего за несколько дней. Его походка изменилась, или что-то случилось со спиной, или руки непривычно безвольно свисали вдоль туловища. К ним шел старик.
Альфред и Эльсе сидели возле стола и ждали звонка в дверь. Когда он раздался, Альфред вышел в сени и открыл.
— Это ты, — сказал он.
Сперва Ингеманн молчал. Он просто стоял в своем темном комбинезоне, который обычно надевал, когда они выезжали на пожары, комбинезон пах старыми пожарами и напоминал униформу. Прошло несколько секунд, и он протянул вперед руку.
— Вот, смотри, — сказал он.
Альфред сразу же узнал заворачивающуюся крышку от канистры, какими пользуются пожарные. Всего несколько часов назад он наполнил немало таких канистр бензином. Рука Ингеманна была черной от сажи, а крышка — белой.
— Я… я ее нашел, — сказал Ингеманн.
— Ага, — ответил Альфред.
— И я пришел, чтобы сказать тебе вот что.
— Ты пришел, чтобы сказать что? — сказал Альфред и посмотрел на своего старого соседа, стоявшего на жарком вечернем солнце.
— Что я знаю, кто он.
Альфреду пришлось поддержать его и усадить на стул под часами. Эльсе принесла стакан воды. Он немного отпил. От него резко пахло пеплом и сажей. Крышка от канистры осталась на крыльце, и Альфред вышел, чтобы ее принести. Ингеманн сидел на стуле под часами, теребя пальцами крышку. Долго было тихо, слышалось только шуршание пластмассовой крышки. Потом он начал рассказывать. Он рассказывал, как поднялся к сгоревшему сараю Слёгедалей и походил там вокруг. Постоял на краю наклонного въезда, ведущего к сараю, посмотрел на руины. Точно там же несколькими часами ранее он стоял с Рейнертом и Бьярне. И тут он заметил крышку, рассказывал он. Он не мог понять, почему никто не заметил ее раньше. Она ведь лежала на виду в траве возле сарая. Он стоял как раз в том самом месте, где въезд должен был бы продолжиться еще немного, если бы не пожар, и не понимал, как крышка от пожарной канистры для бензина могла оказаться внизу в траве. Он стоял, ощущая на лице легкое дуновение летнего ветерка, потом поднял глаза и долго смотрел на плакучую березу возле сарая. Ближайшие ветви обгорели, кое-где торчали черные обрубки, похожие на трубчатое тело кости. Остатки листвы потемнели, повяли и сухо шуршали на ветру.
