— Я говорю, сарай у Слёгедалей сгорел.
— Да, я слышу, — ответил он.
— Ну не можешь же ты просто лежать здесь. Ты ведь начальник пожарной части.
Ингеманн и Альфред, тихо переговариваясь, поднялись на пару сотен метров, мимо пожарной части, к хутору Слёгедалей. Альфред рассказывал, как тушили огонь, как удалось спасти жилой дом, где разбилось лишь несколько оконных стекол, слегка вспухла краска, снесло несколько кусков шифера с крыши, а в остальном все в порядке.
— Хорошо, — ответил Ингеманн. И больше ничего не сказал.
Затем Альфред упомянул, что здесь уже побывали журналисты, а еще телевизионщики.
— Скоро вся страна будет знать, — сказал он.
Ингеманн не ответил.
К сгоревшему сараю они подошли уже в полном молчании, просто стояли рядом и смотрели. А что тут скажешь? Один пепел и прогоревший остов, искореженная гофрированная жесть. Даже земля вокруг была черная и обожженная.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Альфред.
— Нормально, — ответил Ингеманн. — Мне только надо присесть.
Альфред сел рядом с ним на лестнице, места было мало, но они просидели так довольно долго, ничего не говоря. Солнце взошло из-за Квихэя на востоке, ночная роса медленно высыхала, по следам вокруг можно было понять, как активно здесь работали ночью — трава измята, возле стены дома разбросан мусор и пустые бутылки. Ингеманн закрыл глаза. Так он и сидел, ощущая, как припекает солнце.
— Даг — молодчина, обеспечивает нас провиантом, — сказал Альфред, сидя рядом.
— Да?
— У нас всегда есть минералка и шоколад, — продолжил Альфред. — Он у нас как бы за нового начальника пожарной части.
— Да… — протянул Ингеманн.
Вскоре подъехал автомобиль и, въехав во двор, остановился. Вышли двое — органист Слёгедаль и его отец, Рейнерт, бывший церковный служитель и учитель. Они получили известие о пожаре рано утром, тут же сели в машину и проехали, не останавливаясь, весь путь из Кристиансанна. Теперь они стояли в первых лучах солнца, глядя на сгоревший сарай. Сын сделал несколько шагов вперед, отец последовал за ним. Казалось, оба случайно оказались здесь, по ошибке, может, заехали не туда, и теперь спокойно шли к Альфреду и Ингеманну, чтобы спросить, где они, собственно, находятся. Разговаривали стоя. Альфред рассказал, что было известно. Пожар начался вскоре после четырех утра, в сумерках. Никто ничего не видел и не слышал. Никаких машин. Ничего. Полицейский патруль проехал здесь всего несколькими минутами ранее. Впечатление было, что пожар начался сам собой.
Все четверо поднялись к тому месту, где был сарай. Из руин еще поднимался дым, серый, почти прозрачный, быстро растворяющийся в воздухе.
— Все, что мама наткала, теперь пропало, — сказал Бьярне тихо. — Мы хранили все в сарае, — и он показал рукой в неопределенное место в пустоте. — Она так любила ткать.
Какое-то время все молчали. Осознавали сказанное. Но тут на дороге кто-то появился. Это был Даг. Он казался радостным и довольным, шел легкой походкой под фруктовыми деревьями, подпрыгнул, сорвал пару листиков с нижних ветвей и тут же бросил их на землю. Однако посерьезнел, увидев, кто стоит на въезде к сараю вместе с отцом и Альфредом. На мгновение показалось, он хотел повернуться и уйти, но потом раздумал. Он поднялся к ним, поздоровался за руку с прибывшими. Сперва с Бьярне, потом с Рейнертом.
— Это ты? — сказал Рейнерт.
— Конечно, — ответил Даг.
— Ну и вырос же ты с прошлого раза.
— Ну а ты, признаться, постарел, — ответил Даг.
И оба рассмеялись. Ненадолго, но все-таки.
— Ужас… — сказал Даг.
— Я только что рассказал, что все сотканное мамой пропало, — сказал Бьярне.
— А я помню, как она ткала, — ответил Даг.
Рейнерт сказал:
— Я так надеялся, что хоть что-нибудь осталось.
— Черт знает что, — вздохнул Даг.
И все пятеро спустились вниз.
Даг отломал ветку на частично обгоревшей плакучей березе и теперь копался ею в пепле. Остальные смотрели на него. Молчали. Рейнерт вытер пот. Ингеманн медленно двинулся вниз, к дому, за ним потянулись Альфред и оба Слёгедаля, все шли к машине. Даг пошел за ними, подойдя, замер с веткой в руке, словно это был подарок, который он ждал возможности вручить.
— Полиция должна в конце концов найти сумасшедшего, который все это делает, — сказал он. — Сколько может один человек терроризировать всех?
— Да, никуда не годится, — сказал Альфред.
— Он сумасшедший.
— Конечно, — сказал Рейнерт.
— Это кто-то… — начал Бьярне. — Это так бессердечно.
— И никто ничего не предпринимает, — возмутился Даг. — Никто! Почему никто ничего не предпринимает?! Так дальше не может продолжаться!
— Нет, не может, — сказал Альфред.
— Больной он, больной.
Все умолкли.
— Точно больной!
— Да, — сказал Альфред.
— Пойдем домой, Даг, — сказал Ингеманн. — Надо поесть немного, и тебе и мне.
— Я забыл спросить, — неожиданно сказал Рейнерт, — чем ты занят сейчас, Даг?
— Чем я занят? — переспросил Даг.
— Да, у тебя были большие планы.
— Нет, из меня ничего не получилось, — ответил Даг.
— Ну как же, — возмутился Ингеманн.
Но Даг перебил его.
— Нет, папа, — сказал он спокойно и по-доброму всем улыбнулся. — Из меня ничего не получилось.
5
На фотографии в газете «Линдеснес» от 5 июня Ингеманн стоит возле пожарной машины, выражение его лица истолковать трудно, но нельзя исключить, что в это время он уже почувствовал какую-то взаимосвязь произошедших событий. В интервью, надо признаться, ничего интересного нет, оно сугубо деловое и сухое. Заголовок: «У нас много оборудования и небольшой район». Он рассказывает о почти новой пожарной машине. Водяной насос спереди, «Зиглер», подает воду вертикально вверх на расстояние до 25 м, кроме того — почти 800 м пожарных шлангов и три переносных насоса, самый крупный из них качает 1000 л воды в минуту, следующий по размеру — 200 л, а малый — 150 л. На оборудование сетовать не приходится. С точки зрения оборудования у поселка есть все. И если уж суждено было пироману вершить свои преступные дела, то хорошо, что это случилось здесь, говорит он и выглядит при этом гордо и мужественно. Затем его спрашивают о последних пожарах. О сирене, которую прошлой ночью слышали даже возле церкви. Последний вопрос — общего характера: «Столько пожаров, и всего за два дня, вы, наверное, устали?»
Ответ: «Да, мы устали. Очень устали».
Было решено, что органист Бьярне Слёгедаль будет дежурить возле своего дома в ближайшую ночь. Полиция предполагала, что поджигатель, возможно, захочет вернуться, чтобы довести дело до конца. Слёгедалю выдали винтовку — маузер без ремня и договорились, что он спрячется в кустах недалеко от дома. Если поджигатель появится, он должен сделать три выстрела в воздух. Таков был договор.
