На глубине 200 метров я замечаю стаю серебристых рыб. Они держатся на границе света и тени, не подпускают ближе 4 метров. «По-видимому, из семейства тресковых, – прикидываю я, – похожа на мерлузу». Точнее под водой определить рыб не удается. Но главное в данном случае не точность определения. Важны особенности поведения этих серебристых придонных рыб: они уходят, как только мы приближаемся к ним на дистанцию меньше 4 метров.
Когда я рассказал об увиденном Аронову и Выскребенцеву, они в один голос воскликнули: «Нужно уменьшать диаметр бобинцев, иначе много рыбы уходит под нижнюю подбору». Мы проанализировали наблюдения и других гидронавтов. Все видели одну и ту же картину: на дне находится много плоскотелых рыб (морских языков), а также скорпен, но в трал их попадает мало. Так появилась первая практическая рекомендация: для увеличения уловов донных рыб на африканском шельфе следует настраивать трал таким образом, чтобы его нижняя подбора шла как можно ближе к грунту. Проще говоря, нужно сменить большие бобинцы на маленькие. Казалось бы, ничего хитрого в этой рекомендации нет, однако нужны были именно точные визуальные наблюдения, чтобы быть уверенным в успехе.
Другой памятный случай произошел, когда «Ихтиандр» работал на подводном хребте Наска в юго-восточной части Тихого океана. Закрепили мы тогда ловушку на подводном аппарате «Север-2» и отправились на вершину подводной горы. Через некоторое время заметили, что к ловушке устремились лангусты да такой лавиной, что в «дверях» образовалась давка. Скопились лангусты и у того края ловушки, где входного отверстия не было, но течение приносило туда запах приманки. Из одного-единственного погружения стало ясно, что отверстий в ловушке лучше сделать два – больше лангустов успеет забраться в нее. И второе немаловажное наблюдение: довольно скоро насытившись, лангусты стали выскакивать из ловушки, причем довольно оригинальным способом: над головами заползающих в нее. Сразу два практических вывода были сделаны: входные отверстия в ловушку должны быть ниже, но шире; ловушку нет необходимости держать на дне целые сутки, как это было принято, – достаточно трех или четырех часов. Первыми применил эти рекомендации рыбаки на самом «Ихтиандре». Ловушки быстро переделали, и лангусты посыпались на палубу как из рога изобилия.
Много внимания уделяли гидронавты наблюдениям за крабовыми ловушками в дальневосточных морях. Одна из проблем, с которой сталкивались краболовы, – неравномерность уловов в ловушках, составляющих один порядок. Оставалось загадкой, почему в одной ловушке сидит десять крабов, а в соседней – ни одного? Загадку разгадали севастопольские гидронавты, когда погрузились на дно Охотского моря в подводном аппарате «Тинро-2». Пройдя вдоль порядка ловушек, они увидели, что некоторые ловушки перевернуты и лежат входным отверстием книзу. Крабы при всем желании залезть в такую ловушку не могли. Вот и разгадка! Поразмыслив, предложили краболовам увеличить скорость при постановке ловушек, чтобы те не валились в кучу, а вытягивались по струнке вдоль хребтины. Так и сделали. Потом провели повторные подводные наблюдения: почти все ловушки лежат правильно, отверстиями кверху. Уловы крабов сразу возросли.
Довелось прикоснуться гидронавтам и к экологическим проблемам, связанным с крабовым промыслом. Дело в том, что при подъеме ловушек некоторые из них обрываются и падают в море. Такая ловушка становится тюрьмой для крабов: попав в нее, крабы уже не могут выбраться и погибают. На запах разложившегося краба подходят другие ракообразные, забираются в ловушку и снова погибают. Так и работает этот конвейер смерти, пока сеть, из которой сделана объячейка ловушки, не сгниет. Но если сеть капроновая, она не сгниет очень долго, и ловушка становится бесконечно работающим «подводным Бухенвальдом». Это ловушка-убийца. Мне доводилось видеть такие ловушки в Японском море. Жуткое зрелище! Громадные камчатские крабы, забравшиеся в упавшую на дно ловушку, безуспешно искали выход и были обречены на бесполезную гибель. Из этих наблюдений вытекают по крайней мере два практических вывода. Первый: объячейку ловушек следует делать только из таких сетематериалов, которые быстро разлагаются в воде. Ни в коем случае не применять капроновых сетей! Второй: следует периодически очищать морское дно в районах промысла крабов от упавших на дно ловушек.
В одном из дальневосточных рейсов научно-поискового судна «Гидробиолог» гидронавтам довелось принять участие в испытаниях донных ярусов и садков для выращивания рыбы. Испытаниями руководил Геннадий Адуев, научный сотрудник ТИНРО. Он хотел посмотреть, как ведет себя донный ярус под водой. Для этого в программе рейса выделили неделю времени, в помощь отрядили всю научную группу. Выйдя на палубу, мы принялись наживлять крючки донного яруса недавно пойманным минтаем. Ярус был огромным, крючков на 200. С непривычки мы потратили целый час на эту работу. Потом с судна, следовавшего малым ходом, ярус опустили за борт. Через некоторое время Геннадий погрузился под воду в подводном аппарате «Тинро-2» и увидел удивительную картину: приманку активно пожирали самые разные обитатели моря, но только не те, на поимку которых был рассчитан ярус. Ставили его на треску, а попадались скаты. На многих крючках приманка была уже объедена. Рядом сидели довольные угощением креветки, крабы-стригуны, брюхоногие моллюски и морские ежи. Когда Адуев вылез из люка подводного аппарата, он разразился громкой бранью в адрес «халявщиков». Поостыв немного, Геннадий стал размышлять, как выправить дело. Он придумал вот что: снабдить хребтину яруса маленькими поплавочками, чтобы крючки с приманкой приподнялись над грунтом. После нескольких экспериментов ему удалось подобрать размеры и количество поплавков и вывесить ярус таким образом, что крючки поднялись примерно на полметра над грунтом. Результат не замедлил сказаться: ярус принес долгожданную треску.
Второй эксперимент Адуева закончился неудачей. По его указаниям механики построили из металлических уголков и сети большой садок. Команда сразу окрестила это сооружение «домиком для рыбок». Адуев хотел понаблюдать, как будут вести себя рыбы, помещенные в этот садок и предоставленные сами себе («кормить их должно само море!»). С превеликими трудностями опустили садок за борт и установили на глубине 17 метров. Наловили рыбы и, отобрав самых жизнестойких особей, посадили их в садок. Место установки садка обозначили буем. Всего посадили штук пятьдесят рыб разных видов. Спустя неделю Адуев спустился к садку в подводном аппарате. Через динамик звукоподводной связи мы услышали его голос: «Вижу садок… Рыбы в нем нет…». Затем под воду спустились водолазы и выяснили, что в одном месте между боковой стенкой садка и дном была щель с ладошку высотой. То ли дно было неровным, то ли рыбы сделали «подкоп» – осталось неизвестным. Так или иначе, все пленники сбежали из «тюрьмы». По этому поводу на судне было больше смеха, чем грусти. Расстроен был только наш главный экспериментатор Адуев.
В тот же год (1982) мне довелось принять участие в любопытном эксперименте, проведенном на судне «Гидронавт» в Черном море. Вернувшись с Дальнего Востока, я был назначен начальником комплексной экспедиции. Один из пунктов программы предписывал провести испытание геологической драги. Ее сконструировал инженер института «ВНИИОкеангеология» Александр Гадалин. Драга была доставлена из Ленинграда в разобранном виде в Севастополь, погружена на судно. На траловой палубе «Гидронавта» ее собрали. Выглядела драга забавно: шалаш или треугольная пирамида, положенная набок. По замыслу инженера, как бы такая драга ни крутилась, всегда одна из ее граней будет ползти по дну и собирать конкреции. Объячейка драги тоже была выполнена оригинально, из колечек – тех, что используются в связках ключей.
