* * *
Я не могла выкинуть открытку из головы. Мысль о ней теперь тоже не давала мне покоя.
Назовите это шестым чувством или как-то еще, но у меня появилась стойкая уверенность, что я все пойму, если только смогу встретиться с матерью Эмили и задать ей несколько вопросов. Мною двигало не любопытство о происхождении Эмили. Я была уверена, что ее мать разрешит загадку, куда скрылась Эмили и зачем, как она исчезла и почему кажется, что она восстала из мертвых. Даже если ее мать не знает, что произошло, она может сказать что-нибудь полезное, отчего все станет ясно. Так ли она больна, как говорил Шон? Она или кто-то помнит о дне рождения Эмили.
Я нашла телефонный номер в интернете. У меня слегка перехватило дыхание, когда на экране появилось: доктор Спенсер Нельсон и миссис Спенсер Нельсон из Блумфилд-Хиллз.
Я позвонила. Дважды. Сначала шли гудки – и все. На второй раз ответила старая женщина с пронзительным голосом:
– Алло?
Я не могла говорить. Женщина сказала:
– Опять дурачитесь, чертята? Я же сказала – меня нет дома.
Я отключилась.
Набрав номер в третий раз, я начала:
– Миссис Нельсон, меня зовут Стефани. Я подруга вашей дочери. Подруга Эмили.
При нормальных обстоятельствах я бы выразила соболезнование. Но обстоятельства были какими угодно, только не нормальными.
– Никогда не слышала ни о какой Стефани, – сказала женщина. – Как вы сказали, кто вы?
– Подруга Эмили. Ваш внук Ники – лучший друг моего сына.
– О, – меланхолично сказала она. – Верно. Ники.
Значит, у нее один из ее хороших дней.
– Сколько ему сейчас?
– Пять.
– О, – снова сказала она. – Господи боже.
Мое сердце потянулось к ней. Сколько времени прошло с тех пор, как она видела внука? Не знаю, что заставило меня спросить:
– Как вы думаете, можно мне навестить вас?
Я напряглась, ожидая, что старуха повесит трубку или скажет “нет”.
– Когда? – спросила она.
– В следующие выходные.
– В какой день? В какое время? Дайте я загляну в свое расписание.
* * *
Я понимала: Шон не захочет, чтобы я туда ехала. Я выдумала тетушку Кейт, серьезно расхворавшуюся в Чикаго. Спросила Шона, сможет ли он приглядеть за мальчиками; он сказал “да”. И мы оба прекрасно знали, сколько времени я провела с мальчиками в одиночку.
То, что я не могла сказать Шону правды, напомнило мне, что положиться мне не на кого. Я совершенно одна. И все же я доверяла ему в самом важном: позаботиться о моем сыне, если мне понадобится уехать на пару дней.
Я все еще спала с Шоном. Но я не могла сказать ему, что Эмили звонила и терзала меня секретами, известными только ей. Шон сказал бы, что я только делаю всем хуже. Что я не могу взглянуть правде в лицо. Что я отстала от жизни…
Неужели я сходила с ума? Воображала всякое? Может быть, я еще не оправилась от шока после исчезновения и смерти своей подруги. Может быть, Шон прав. Может быть, я отказывалась признать реальность смерти Эмили и только делала хуже всем.
Особенно себе.
* * *
Я улетела в Детройт и арендовала машину. Отыскала дом, где жила мать Эмили, – особняк с колоннами и портиком, словно дом из “Унесенных ветром” пересадили на почву Среднего Запада. Там была круговая подъездная дорожка, и разросшийся кустарник скрывал лужайку, покрытую сухими бурыми сорняками.
Старуха, с которой я говорила, оказалась маленькой и согбенной, в кашемировом свитере, в брюках со складками и в дорогих туфлях на каблуках выше, чем я ожидала. Седые волосы аккуратно собраны сзади, ярко-красная помада нанесена профессионально. Старуха немного походила на Эмили, но больше – на Грейс Келли, если бы Грейс Келли дожила до восьмидесяти.
В доме пахло розовой водой. Мать Эмили провела меня в просторную “бабушкину” гостиную, полную хорошей старой мебели и темных рисунков – туманные фигуры в тяжелых рамах.
– Напомните мне, кто вы, – попросила она. – Боюсь, я стала немного забывчивой.
– Стефани, – сказала я. – Подруга Эмили. Мой сын – лучший друг Ники.
– Понимаю. Вам не нужно в туалет?
– Все в порядке, – заверила я. – Я прекрасно себя чувствую. Прекрасно… – залепетала я.
Миссис Нельсон поместилась в кресле, обтянутом розовым бархатом, я присела на край дивана. Диван был неудобный, но в своем роде примечательный. Старомодный, под французский антиквариат, с блестящей шелковой вышивкой. В конфетную полоску – насыщенно-розовый и белый. Ничего похожего Эмили у себя в доме не потерпела бы.
– Мой муж умер, – сообщила мать Эмили.
По крайней мере, она знала, что ее муж умер. Должно быть, сегодня был один из ее по-настоящему хороших дней.
– Он работал в автомобильной компании, в отделе по связям с общественностью. Кто бы подумал, что Эмили тоже пойдет в связи с общественностью? Ведь она видела, что произошло с ее отцом после того, как его в восемьдесят восьмом отстранили от должности!
Она спустила очки на кончик носа, подалась вперед, как птица, клюющая зерно, и в первый раз по-настоящему взглянула на меня.
– Вы понятия не имеете, что произошло в восемьдесят восьмом, правда? – спросила она.
Лучше было говорить правду. Я помотала головой. Мать Эмили сказала:
– Ну разве вы не дура?
Я уже поняла, почему Эмили предпочитала держать ее на расстоянии. Мне стало жаль Эмили. Мать, которая говорит подобное! Потом я вспомнила, что Эмили называла меня дурой, когда звонила в последний раз. Передавала дальше ущерб, постоянно наносимый токсичной матерью. Я часто писала в блоге о людях, которые пытаются заставить мам чувствовать себя дурами. Я уже по горло была сыта тем, что меня обзывают дурой. Или заставляют чувствовать себя дурой. Но я не могла позволить себе среагировать.
Если мама Эмили считает меня дурой, если она сомневается, что я действительно подруга Эмили, она никогда не скажет мне того, что я хочу узнать. А я понятия не имела, что именно мне надо узнать. Я бы поняла, если бы услышала. Я сказала:
– Может быть, хотите посмотреть фотографии Ники?
– Ники?
– Вашего внука.
– Да, конечно, – вежливо согласилась старуха. – Где они?
Я дала ей свой телефон и встала рядом с креслом, листая фотографии Майлза и Ники. Кажется, они привлекли ее внимание. Я не могла понять, хочет ли она, чтобы я остановилась. Потом старуха сказала:
– А который…?
– Ники, – напомнила я.
– Да-да. Ники.
Я указала ей на ее внука.
