Эмри закрыла глаза, и он продолжил рассматривать её мягкие скулы и широкие тёмные губы, выхваченные из темноты последними солнечными лучами. Его счастье было таким сильным, что тогда ему казалось: с ними никогда не произойдёт ничего плохого. Оно было настолько сильным, что в какой-то степени это ощущение передалось и Эмри, и все её тревожные мысли на время отступили, сменившись умиротворением.
В тот момент уже и она готова была поверить, что они всесильны и неуязвимы в своём счастье, что они наделены правом свободного выбора и что они смогут, откинув все мрачные истории, придуманные человечеством, воспользоваться этим своим правом, чтобы исправить ошибки, совершённые до них.
XXIV
— Люди вообще отвратительны, — афористически заметил Роулс, разглядывая основной блок, управляющий А-17. — Но к счастью, в наших силах это исправить.
Гений внимательно посмотрел на переводчика, чей пустой взгляд, как и скверная неудачная интонация, не выражал абсолютно ничего. Работать с сотрудниками под А-17 было тем ещё удовольствием. Но люди и правда были отвратительны, и по той самой причине доверять никому он не мог. К сожалению.
— Иногда мне кажется, — он выдержал небольшую паузу и встретился взглядом с Роулсом, — что вы меня попросту шантажируете. И «мне кажется» я добавил из вежливости.
Роулс рассмеялся.
— Ну, я бы не стал выражаться так грубо. Мы всё-таки много в чём похожи. Я просто не даю вам возможности совершить ошибку, вот и всё. Разве не тем же самым вы здесь занимаетесь? Всё-таки А-17 — самое совершенное, что было придумано в деле недопущения человеческих ошибок.
Роулс провёл рукой по корпусу системного блока, от чего Гений испытал лёгкий укол ревности.
— Я должен признать, что вы очень ловко спровоцировали Четвёртый сектор на нас напасть, — сказал он, глядя, как широкая ладонь главы Комитета по этике бесстыдно ползёт по его любимому изобретению. — Понятия не имею, как это можно провернуть, используя одни лишь слова. И знаете… это было не слишком любезно с вашей стороны, но это не значит, что я не оценил масштаба.
— Вот видите, мы отлично сработаемся, — с иронией в голосе ответил ему Роулс, по-прежнему не сводя глаз с собеседника. — Вряд ли кто-то ещё поймёт вас так же, как я. Мы занимаемся одним делом.
Выражение лица Гения сменилось на недоумевающее.
— Поймите же, — пояснил Роулс, — искусству заставлять людей делать то, чего они не хотят, куда больше тысячи лет. Наивно полагать, что А-17 — первый шаг на этом длинном и тернистом пути, — тут он не удержался от улыбки. — Но это не значит, что я не оценил масштаба. Напротив — я всегда предпочитаю смотреть на вещи здраво. И я, пожалуй, единственный во всём нашем несчастном, обречённом мире, кто действительно может понять ваше изобретение.
Он убрал руку с А-17 и без всякого приглашения сел в синее кресло Эмри. Гений не знал почему, но поведение Роулса вовсе не показалось ему развязным. Наверно, он был слишком хорошим собеседником.
— Когда все эти комитетские психи бегают вокруг меня с криками о том, насколько ужасно ваше изобретение, потому что оно позволяет манипулировать сознанием людей, мне хочется сказать им: «Помилуйте, не тем ли всю историю занимались государства, ну а теперь не тем ли занимаются абсолютно все корпорации мира? Не этим ли самым занимается комитет?» Вот что видят другие. Таков уровень понимания большинства. Но я вижу больше, гораздо больше. Всю свою жизнь, с самого детства я наблюдаю спектакль, нелепое цирковое шоу на тему непроходимой человеческой глупости — и вот за окнами уже две тысячи восьмидесятый год, где наши космические путешествия? Где наша цветущая, благоденствующая планета? Где, в конце концов, торжество прогресса и разума? И чем больше я задаюсь этими вопросами, тем больше моя уверенность: главное и единственное препятствие этому — порочная человеческая сущность. И ведь идея, лежащая в основе А-17, так проста — уничтожить это препятствие.
Гений, казалось, пропустил его слова мимо ушей. Он сидел вполоборота к Роулсу, глядя на лимонный сад за окнами. Роулс откинулся на мягкую спинку старого кресла и обхватил руками узкие деревянные подлокотники.
— Я даже догадываюсь, что вас беспокоит, и, кстати, совершенно напрасно, — вкрадчиво продолжил он. — Я знаю, что вы не прислушались к моей просьбе и до сих пор не применили А-17 к Эмри. И я отнюдь не настаиваю, совсем нет. Но послушайте, я говорю это не из опасения, что она может как-то помешать нашим планам. Им уже, я уверен, ничего не сможет помешать.
Гений кивнул и впервые за тот день улыбнулся, подумав о том, что в последние дни они действительно предприняли все возможные меры безопасности для защиты системы. Он ничего не ответил, и Роулс продолжил:
— Так вот. Я говорю вам это как человек, который давно её знает. Эмри запуталась, и она несчастна. И подумайте: кто, как не вы, можете ей помочь? Разве не был ошибкой её брак с нашим старым другом Эс, про который вы, разумеется, не можете не знать?
— Угу, — Гений отвернулся от окна, — целый час уже знаю. И то только потому, что Джил наконец соизволила отдать мне его внешнюю память. Непередаваемые ощущения. И что это вы помогли ей сбежать и познакомили с ним, тоже знаю. Спасибо.
Роулс усмехнулся и пожал плечами.
— Надеюсь, вы на меня за это не в обиде, — сказал он с прежней лёгкой иронией в голосе. — Так уж тогда сложились обстоятельства. Но теперь подумайте: вы ведь не хотите, чтоб она совершила какую-нибудь ошибку? До сих пор ничего непоправимого не случилось, но ведь может, не так ли? И могу я спросить, что вас останавливает?
— Да ничего, — ответил Гений. — Вы абсолютно правы. Но я хотел бы сказать ей о применении А-17 лично.
— Зачем? — удивлённо и с плохо скрытой досадой спросил его Роулс. — Да в этом нет никакого смысла, если только вы не хотите, чтоб она вас переубедила.
— Хочу послушать, как она будет объяснять мне, почему она меня обманывала.
Роулсу это совсем не понравилось.
— Да какой, скажите мне, в этом смысл? Какое всё это будет иметь значение? У вас будет совершенно новая жизнь. Чего вы хотите? Её взаимности? Да она и так только о вас и думала всё это время, это же очевидно. Просто подтолкните её в нужную сторону. Мы можем и обязаны сделать этот мир счастливым, не так ли? И что может быть лучше для неё теперь, чем просто забыть всю прежнюю жизнь? — он сделал небольшую передышку. — Чего вы хотите?
— На самом деле я больше всего хотел бы сам забыть свою прежнюю жизнь, — ответил Гений, — но, к сожалению, не могу сделать это так же просто, как другие.
— Нет, всё это не то, — Роулс встал с кресла и сделал шаг в направлении собеседника. — Послушайте, так чего вы хотите на самом деле? Вы ведь не хотите, чтоб она уезжала? Хотите, чтобы всё было, как прежде? И что, в конце концов, может быть проще? Можете даже детей завести. Если вас беспокоят дочери Эс, я обещаю вам о них позаботиться. Они не появятся в вашей жизни.
