И откуда появился этот ужасный запах? Как будто неподалеку что-то издохло. Казалось, этот смрад поднимается от самой земли.
Когда мы с мамой, папой и бабушкой подошли к грядкам, ко мне подбежал Пэдди и протянул мне навстречу руки, вымазанные в какой-то черной жиже.
— Наша pratties, мама, — сказал он. — Она пропала.
Майкл, Джозеф и Хьюи рылись в земле.
— Мама, подержи Бриджет, — сказала я и, отдав ребенка, присела рядом с Майклом. — А картошка где? — спросила я. — Куда она вся подевалась?
Он вытащил большой комок, зловонный и липкий, и протянул его мне:
— Вот. Вот она.
Он выбросил гниль, вытер руки о траву и продолжил копать.
Стебли всех растений, еще вчера зеленые, сегодня стали черными и испорченными, а под землей вместо клубней была лишь слизь.
— Этого не может быть! — воскликнула я. — Как она могла погибнуть за одну ночь?
— Майкл, я нашел одну хорошую, — окликнул его Джозеф. — И еще одну, и еще — здесь всего пять крепких картофелин.
— А тут целая грядка уцелевшей! — крикнул отец. — Посмотрите, зеленый островок среди сплошной черноты.
Майкл встал.
— Копайте картошку из-под зеленых кустов — и быстрее, быстрее! Пока это, чем бы оно ни было, не распространилось и на них. Поторапливайтесь! Быстрее!
Пэдди побежал к Майклу.
Мама присела рядом со мной, а бабушка отнесла Бриджет в сторону. Подошел Джеймси и встал у моего плеча.
— Мама, мама.
— Я не могу, Джеймси. Я копаю. Помогай мне.
— Послушай, послушай!
— Что?
Теперь и я услышала это — странные звуки, эхом разносившиеся над долиной…
— Причитания, как по покойнику, — сказала бабушка.
Теперь завывание слышалось со всех склонов от соседей: их картошка тоже умерла — или умирала.
Этот звук остановил нас, мы замерли, стоя на коленях в грязи и слякоти.
Первым очнулся Майкл.
— Копать! Копать! Копать! — крикнул он и направился к грядкам наверху.
Я переползла к следующему зеленому пятачку, сунула руку в дурнопахнущую жижу и нащупала там твердый комок — хорошая картофелина. Однако, когда я схватила ее, она распалась и просочилась сквозь мои пальцы.
— Мы должны копать быстрее! — крикнул Майкл. — Вытаскивайте наружу любую целую картошку! Несите все это к ручью и смывайте слизь.
— Майкл! — Это был Джозеф. — Сюда, наверх! Тут она вся крепкая!
— Выкапывай ее! Выкапывай! — откликнулся Майкл.
Бабушка увела Бриджет и Джеймси. Пошел сильный дождь. Грядки затопили реки зловонной грязи. Мы промокли до нитки, но копали и копали, задыхаясь от тошнотворного смрада.
Остановились, лишь когда солнце полностью зашло.
Мы перенесли всю картошку к ручью возле нашего дома, вымыли ее, вытерли насухо своей одеждой и уложили в яму закрома. Все, что нам удалось спасти, едва закрывало его пол.
Шатаясь от усталости, мы собрались в нашем доме.
Бабушка сварила немного молодой картошки, выкопанной в прошлом месяце.
Майкл заглянул в котел.
— Крепкая! Эта была совершенно здоровой! И все поля еще вчера были здоровы… Как такое могло случиться? Что это за болезнь, которая ударила так быстро? Как картофель мог сгнить всего за одну ночь?
— Мы должны поесть и поспать, — сказала бабушка. — Возьмите все по одной картошке.
Обычно Майкл съедал десяток.
Мы поели. Я уложила маму, отца, бабушку и детей на тюфяк с соломой, а остальные устроились прямо на полу. Сама я легла рядом с Майклом.
— Грядки за длинным полем могли уцелеть, — сказал он.
Не уцелели. Мы непрерывно копали два дня, а яма не была заполнена и наполовину. Эту болезнь пережили только самые верхние грядки — те, которые Майкл и Патрик выкопали первыми.
Этого было недостаточно. Совсем недостаточно.
Следующую ночь мы не спали, сидели все вместе. Моя семья снова осталась в Нокнукурухе, где к нам присоединились Оуэн и Кати Маллой с детьми. Половина их картошки тоже пропала.
Мы почти обо всем поговорили, ночь подходила к концу, дети спали. Оуэн и Майкл стояли, прислонившись к стене, мама с бабушкой сидели на табуретах с плетеными сиденьями. Все остальные расположились на полу. Я держала на руках спящую Бриджет, а Кати укачивала своего маленького Джеймса, родившегося всего два месяца назад. Отец нервно расхаживал по комнате.
В моей голове лихорадочно крутились цифры: двадцать картофелин в день для Майкла, по пять для каждого из мальчишек, десять для меня… Всего выходит сорок штук в день. В прошлом году картошки нам хватило на десять месяцев. Это сколько же всего получается? Десять тысяч? Двенадцать? А в яме у нас сейчас сколько? Может, с тысячу клубней наберется.
Чем еще мы можем питаться? Орехами из барнских лесов, возможно, моллюсками с прибрежной полосы прилива, водорослями с морских скал. Будет еще рыба, которую можно продать. Но зимой рыбалка непредсказуема. А плохая погода не даст лодкам выйти в море.
Я заметила, что Майкл, словно услышав мои мысли, внимательно посмотрел на меня.
— Мы паникуем, — сказал он. — Все плохо, однако могло быть еще хуже.
— Пропали все поля на многие мили вокруг, — добавил Оуэн Маллой, почесывая свою лысую голову. — Неслыханное дело. Пострадал весь наш край, а может, и вся страна. Я встречался с народом из Рашина, Шанбалидафа, Каппы, Деррилоуни, Траски Восточного и Западного, Баллибега, Лаклана, Корболи — везде одно и то же, погибло больше половины картофеля.
Бабушка встала и взглянула на каждого из нас своими зелеными глазами. От нее их унаследовала и я.
— Мы должны встретить беду лицом к лицу, достойно, как и подобает тем, кто мы есть. А теперь давай, Онора.
— Что, бабушка?
— Читай молитву. Ты поведешь нас.
— Я?
— Ты же хозяйка этого дома, — ответила она.
— Ну хорошо… Приветствуем тебя, Пресвятая Дева, исполненная благодати…
Я умолкла. Слишком официально.
— Мария, Мать наша, — снова начала я. — Услышь нас, пожалуйста. Тебе известны наши нужды. Год за годом ты дарила нам замечательную белую картошку, но сейчас она стала черной и…
— Можно я сделаю одно предложение? — перебил меня Оуэн Маллой. — Сейчас в Ирландии каждый простолюдин молится у ног Пресвятой Девы, да благослови и сохрани ее Господь. И все как один стонут и молят о картошке. Может быть, нам следовало бы по этому поводу обратиться сразу к Нему Самому?
