— Вы правы, — застенчиво сказал очкарик.
«Значит, мы тут плюшками балуемся. Ах ты урод…» Но вместо этого гость ласково проговорил. Практически пропел:
— А теперь, брат, протяни вперед правую руку и закрой глаза.
Загипнотизированный его сильным голосом и властным взглядом, «лидер» подчинился. А очнулся только тогда, когда Майский уже приковал его правую руку к своей левой.
— Что вы делаете?! — взвизгнул очкарик.
— Показываю тебе последнюю ступень, идиот прыщавый! На выход! — скомандовал Майский. — Будешь орать — сломаю нос.
Повторный проход Майского по коридорам и лестницам общежития наверняка запечатлелся в памяти студентов еще ярче первого. Как, впрочем, и в памяти могучей вахтерши, способной слона на ходу остановить.
При виде неслабого китайца, очкарика, издающего нечленораздельные звуки, и соединяющих странную парочку наручников она встала и рявкнула:
Майский свободной рукой выудил из-за пазухи удостоверение, продемонстрировал его.
— Я из милиции, мамаша. Понимаю, поверить трудно, но надо.
Парочка скрылась за дверями. Вахтерша еще некоторое время смотрела им вслед с открытым ртом.
Офис ФЭС.
«Для достижения наивысшей ступени надо избавиться от привязанности к людям…»— Поверьте, я никого не убивал! — Под прицелом двух пар глаз «лидер» трясся как осиновый лист. — Я не Органист! Вы что — с ума сошли?!
— Но в разговоре с нашим сотрудником вы сказали, что использовали яд куфии! — напомнила Рогозина.
— Да понтанулся я! — Очкарик прижал к груди ладони с растопыренными пальцами. — Думал, он реально из секты этой! Хотя я только читал про них…
— Расскажите о своих адептах. — Рогозина жестко гнула нужную ей линию. — Зачем они вам?
— Да игра все это! — Он едва не плакал. — Я прочитал об учении… давно еще… решил попробовать — сработало! Сейчас людям что угодно кинь — они вцепятся и будут думать, что нашли последнюю истину. И эти повелись… Членские взносы платят… дебилы… Поймите, я никого не убивал!
В допросной появился Майский — без халата и даже без косухи, длинные волосы собраны в хвост, одежда цивильная.
— А что ты велишь им в воду подмешивать? — с места в карьер спросил он.
— A-а… Вы и это знаете…
— Мы много чего знаем. — Майский подмигнул, и «лидер» сделал попытку сложиться в позу эмбриона.
— Эл-эс-дэ, — пробубнил он в стол.
— Диэтиламид лизергиновой кислоты, говоря по-простому. — Майский одобрительно кивнул. — Значит, ты у нас еще и наркотиками торгуешь? Ну, красавец! Наш пострел везде поспел!
Очкарик затрясся еще сильнее.
— Я не убивал никого! Я когда про Органиста этого первый раз услышал, тоже сперва подумал, что история как-то с древним китайским учением связана…
Тут в разговор вступил Круглов:
— В чем суть учения?
Очкарик удивленно указал пальцем на Майского.
— А он разве не знает?
— Нам надо знать, что известно тебе. Ну? — Взгляд Круглова ничего хорошего не обещал.
— Ну, там вообще все посвящено тому, как достигнуть свободы от материального мира… Полной внутренней свободы… Она же — бесконечность. Для достижения наивысшей ступени надо избавиться от привязанности к людям. Надо избавиться от нравственности, поскольку она тоже приковывает к материальному миру. Для этого нужно убить восемнадцать детей, какого-то определенного возраста, я не помню точно какого… Причем убить их именно ядом куфии.
— Почему именно им? — подобралась Рогозина.
— Это тоже целый ритуал. Говорят, настоящий яд куфии может приготовить только человек, который уже готов к последнему шагу.
— Я не понимаю… — сдавленно проговорил Майский. — Убийства детей — это демонстрация свободы от морали? Но кому, зачем?
— Да не знаю я! — вскричал «лидер». — Это же все легенды…
— Легенды, значит, — оскалился Майский. — А чего ж ты мне тогда поверил, когда я тебя в Китай зазывал? Сам повелся на эту бесовщину небось не хуже своих… идиотов.
— По этому учению нужно вырезать органы? — спросила Рогозина…
— В том-то и дело, что нет! — Очкарик яростно замотал головой. — Достаточно вколоть детям приготовленный яд. И все! Ничего вырезать не надо.
— Ничего не понимаю! — Майский стиснул голову руками.
— Он вырезал органы, чтобы скрыть следы отравления… — тяжело проговорила Рогозина. — Этот яд должен оставлять следы в почках и печени…
Зазвонил ее телефон.
— Да. Ясно. Поняла. Спасибо. Едем. — Закончив разговор, Галина Николаевна повернулась к мужчинам. — Нашли Гущину. Она мертва.
— Семнадцатая, — с какой-то волчьей тоской произнес Круглов. — Осталась одна.
— Поехали на место, — сказала Рогозина.
Трое милиционеров направились к двери. Вслед им раздался вопль:
— А я? Я, честное слово, ни в чем не виноват!
Круглов обернулся.
— Знаешь, бесконечность я тебе не гарантирую, но лет пять точно.
Москва. Очередной пустырь.
«Эту мразь надо остановить»Место происшествия было огорожено лентой.
У тела ребенка находилась Валентина Антонова. Она производила осмотр. Рядом стояли другие сотрудники ФЭС — Рогозина, Круглов. Ну и Майский тоже… Как теперь без него? Несмотря на нескрываемое раздражение Круглова. По ходу, весь его гнев переметнулся с Тихонова на Майского…
Через оцепление рвались обезумевшие родители убитой девочки.
— Пропустите их, — приказала Рогозина.
Гущины подбежали к телу. Мать Маши разразилась рыданиями. Муж обнял ее и отвел в сторону.
Рогозина была бледной как стена.
— Я… я не могу больше на это смотреть.
Впервые за все это страшное время она ощутила, что ее не держат ноги.
Майский, поняв состояние Галины Николаевны, обнял ее за плечи.
— Надо, надо… — хрипло проговорил он. — Эту мразь надо остановить.
— Он как будто играет с нами! — воплем ярости вырвалось у нее.
Антонова поднялась с колен.
— Смерть наступила два-три часа назад.
— Значит, сектанты и этот прыщавый лидер вне игры, — резюмировал Майский.
— Все остальные следы — как обычно, — добавила Антонова. — Брюшная полость зашита, в паху след от инъекции. Тело можно уносить.
