Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
Натали, повинуясь последней воле мужа, уехала на некоторое время в деревню, а потом вышла замуж за Ланского. Государь никогда не мог избавиться от власти ее красоты. Говорят, медальон с ее изображением он всегда имел при себе…
Еще одна его тайная любовь – ах, Боже мой, сколько их было, и я попала в их число…
После решительного отказа государя арестовать Дантеса мое присутствие при дворе на некоторое время стало для меня невозможным. Просьбу мою об отставке их величества не приняли, но мне было дано милостивое разрешение «на поправление здоровья». Подразумевалось – душевного. В самом деле, их величества были убеждены, что я просто помешалась, когда говорила все что говорила, а Геккерн возненавидел меня на всю жизнь, намеревался даже послать вызов моему мужу, и только прямая угроза заключения в крепость заставила его утихомириться.
В этой связи довольно любопытно вспомнить поведение моего супруга. Каждый человек, как известно, играет две роли: для семьи и для общества. Для общества князь Юсупов был преуспевающий и очень прогрессивный хозяин, пекущийся не только о приращении своих доходов, но и о благоденствии крестьян, которые получили вольные, и работников своих городских предприятий. Знали его также как любезного и светского человека, завзятого театрала, знали как первейшего богача и первейшего скупца, но, в общем, человека доброго и незлобивого. Я же…
Я же знала его другим. Отдалившись от двора, я столкнулась с таким бурным его гневом, какой даже не предполагала встретить, и выслушала в свой адрес массу несправедливых обвинений. Муж бросил мне в лицо не только упрек за связь с Жерве, но причислил к числу моих любовников всех, кто ему только на ум взбрел, а мое пылкое заступничество за Искру и лютую ненависть к Дантесу объяснил тем, что оба они тоже принадлежали к числу моих любовников, только Искра отвечал на мои чувства, а Дантес меня отверг, поэтому я его и возненавидела. То есть я в его глазах была чем-то вроде Самойловой и Полетики вместе взятых: толика развратности Самойловой и толика интриганства Полетики составляли, по его мнению, суть моей натуры. Не вдруг я поняла причину нападок – тем более внезапных, что все минувшие годы, когда мы являли для света картину мирного и благопристойного супружества, Борис Николаевич и сам был весьма не без греха, но я, понимая, что отчасти сама подталкиваю его к изменам (мы жили как «бальзаковские» супруги, вполне дающие друг другу волю), ни разу не мыслила бросать в него камень. А он закидал меня просто тучей таких камней! Наконец я заподозрила истину: кажется, мой муж мечтал, чтобы я сделалась фавориткой императора, и теперь не может простить мне крушения надежд!
Но почему он этого хотел?! Прослыть рогоносцем для столь независимого мужчины, как он, привыкшего поступать так, как ему взбредет в голову, ни с чьим мнением не считаясь, – нонсенс. При его богатстве ждать денежной подачки за право носить рога – глупость. Наконец он проговорился – в страшной запальчивости бросая отрывочные реплики, которые помогли мне понять эту тайну.
Оказывается, в нем говорило страшное тщеславие! Обычно сеньор отдает в жены вассалу девушку, невинность которой взял по праву первой ночи. А тут император жаждет получить женщину, которой он, князь Юсупов, уже владел и с которой давно не живет, потому что пресытился и отринул ее!
Я уж не стала напоминать, что это я отринула его. Только покачала головой, подумав, что одна лишь любовь способна скрепить отношения супружества, а если ее нет или она обращена на других, толку не будет, рано или поздно эта башня покачнется, по ней пойдут трещины, а то она и рухнет.
Я попыталась жить как мне живется, но с каждым днем все больше убеждалась в том, что мой муж твердо решил не дать мне наслаждаться свободой от светских обязанностей и намерен непременно вернуть меня ко двору. Для помощи в этой цели он выбрал моего сына. Николенька был давно представлен императору и не раз играл с его младшими детьми, и вот как-то раз государь сказал ему, что очень хочет снова видеть его матушку, и просил его передать мне это. Однако мой сын, которому тогда было лет девять-десять, с бесстрашием ребенка спросил:
– А зачем?
Тогда император с улыбкой сказал, что хочет поговорить со мной об Эрмитаже, том Эрмитаже, который находится в Царском Селе.
– Почему? – снова спросил мой сын.
– Я решил подарить ей этот дом и ходить иногда к ней в гости, – последовал ответ.
– Но у нас есть где жить, – удивился Николенька. – У нас несколько домов! И в любой ваше величество может прийти в гости!
Императору ничего не оставалось делать, как рассмеяться, но мне, когда я узнала об этом разговоре, было не до смеха…
Я понимала, что пока это лишь намек, что вскоре воспоследует самая решительная атака, а может быть, и приказ. Мое волнение меня саму изумило!
Искушение, которому он подвергал меня исподволь все это время – своими взглядами, улыбками, намеками, возбуждением тайной ревности, ухаживая на моих глазах за другими красавицами и возводя их в ранг своих любовниц, – все это оказало наконец на меня свое воздействие!
В тогдашнем моем состоянии было нечто схожее с моей страстью к д’Орсе. И точно так же, как меня околдовала необычность графа Альфреда, который властвовал душами англичан и французов, так околдовывала сила личности императора.
Сила и красота…
Его превосходная фигура, его греческий профиль, высокий лоб, очень красивый рот, благородное лицо были неотразимы. Я желала принадлежать ему, как женщина может желать принадлежать мужчине, я желала быть с ним рядом и разделять его волнения, его тревоги, утешать его. Но я прекрасно понимала, что эти мои грезы, лишь я их обнаружу, вызовут недоумение и гнев императора. Все места при нем были уже заняты – место жены, место верной подруги, – а мне предстояло стать султаншей гарема. Об этом ясно говорил намек на Эрмитаж. Итак, на некоторое время этот уголок сделается местом наших свиданий. В тайне их сохранить не удастся… И кем я тогда стану в глазах своего сына? Наверное, даже князь Борис, при всем своем непомерном тщеславии, не желал бы сравняться в чести, вернее в бесчестии, с Дмитрием Львовичем Нарышкиным, который в веках заслужил позорную репутацию «достопочтенного великого магистра ордена рогоносцев». А что станется со мной потом, когда страсть государя угаснет и мне придется освободить Эрмитаж для новой постоялицы, новой султанши?!
Чем больше я думала об этом, тем больше страдала моя душа. Ах, видит Бог, я предпочла бы торопливый, мимолетный грех в его рабочем кабинете на первом этаже Зимнего или в каком-нибудь другом дворцовом закоулке, под шум веселого бала, или обычный «протокол» с приказанием быть там-то и там-то в назначенное время и с последующим извещением «осчастливленного супруга» о случившемся… Обычно женщина мечтает быть единственной для мужчины, но здесь, но сейчас я хотела быть одной из многих! Меня влекло к его красоте и бесконечному обаянию, к его мужественности, к ореолу власти, который окружал его божественным сиянием, однако я не могла, не могла стать золоченой рождественской звездой, которую водружают на вершину елки на несколько сияющих дней, чтобы потом уложить в коробку – и забыть о ней до следующего года. Или разбить, как разбилось бы мое сердце.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
