Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Надо же, жизнь на волоске, а он хочет жрать и еще угрожает.
Стюардессы скрылись. Через десять минут они появились с тележкой и шустро раздали всем пластмассовые коробки с едой.
Я раскрыла коробку. Там лежал нехитрый самолетный набор «Аэрофлота». Однако я вдруг почувствовала зверский аппетит. Видимо, стресс провоцирует жажду жизни.
Впереди меня сидел знаменитый артист. Патриот. Он жевал и шумно дышал носом.
Артист был недоволен дважды: самолет может упасть и форум превратится в братскую могилу. Это раз. Но еще не все. В составе форума пятьдесят процентов евреев, тридцать процентов татар. А лежать в одной куче с иноверцами он бы не хотел. Это два. И второе важнее, чем первое.
Идея дороже самой жизни. Однако эти размышления не снижали аппетита артиста. Он жевал и дышал.
В самолете стояла напряженная тишина, хруст и чавканье. Форум поглощал еду и наслаждался едой, отодвигая минуты неопределенности.
Самолет стал снижаться. Я старалась не смотреть за окно. Смотрела на Володю Маканина.
Я помню его молодым. Он изменился в лучшую сторону. Седина ему шла, и особенно шла знаменитость. Он стал живым классиком.
Большие кисти рук лежали на подлокотниках кресла.
Самолет провалился в яму. Я схватилась за Володину руку. Мое сердце подплыло к горлу. Еще немножко – и выскочит. Но обошлось. Слава тебе господи…
Побежали огни посадочной полосы. Шасси ударились об асфальт. Самолет промчался и затормозил. Сели. Все восторженно зааплодировали, включая того, с документом.
Начали подниматься со своих мест. Я встретилась глазами с Генрихом Боровиком.
– Сели, – сказала я.
– Сели, – согласился он. – Только где?
Я не поняла. Мои глаза сделались круглые и настороженные.
– Когда человек внезапно погибает, природа оставляет после смерти все по-старому. Чтобы душа привыкла, не сошла с ума. Природа бережет душу, – разъяснил Боровик.
У Генриха Аверьяновича недавно погиб сын. Видимо, все его мысли были связаны с этим событием. И тем не менее кто знает… А может, мы действительно приземлились на том свете.
Я вгляделась в иллюминатор: ноябрь, снежок, земля. Все как было.
Подогнали трап.
Я осторожно спустилась, недоверчиво оглядываясь по сторонам.
Форум вернулся в аэропорт.
– Сейчас будет устранена поломка самолета, и мы полетим в Уфу, – сообщил Филатов. – Все могут подняться в зал ожидания.
Я больше не верила этому самолету. Если он разгерметизировался один раз, то кто даст гарантию, что это не случится опять? Самолет был скомпрометирован в моих глазах. Я на нем не полечу и за миллион, а тем более бесплатно.
Я не сдавала свою сумку в багаж, и меня ничто не задерживало.
Я подошла к Филатову и сказала:
– Я не полечу. Я уезжаю домой.
– Ну что вы… – огорчился Сергей Александрович. – Вас так ждут…
Я быстро зашагала к выходу. Меня буквально несло – подальше от этого места. Я не хотела лететь с самого начала. Надо уметь слушать внутренний голос, но я сломала себя. Полетела. И мой ангел-хранитель вернул меня с полпути.
Перед тем как выйти из помещения аэропорта, я оглянулась. Весь форум интеллигенции покорно шел вверх по лестнице, чтобы переждать ремонт самолета. Пожилые люди с трудом вздымали свои тела. Им предстояло ждать не менее трех часов. Значит, они прилетят в Уфу невыспавшиеся, помятые. А впереди напряженный день с выступлениями, с выбросом энергии. Зачем? Во имя чего? Как вопрошал итальянец Тонино Гуэрра: «Пер ке?»
Я поймала такси и поехала домой.
За окошком машины бежала земля – такая привычная и прочная. Я хотела домой, как будто отсутствовала полгода по крайней мере. Машина катила, наматывала дорогу на колеса.
Домой, домой, в родные стены, к родным лицам. Подальше от случайности и неопределенности.
Перед глазами возникли участники форума, идущие вверх по лестнице. Холстомеры. Сидели бы дома…
Но вдруг я поняла, зачем они летят. Пер ке?
Девяностые годы зачеркнули их таланты, их личности. Сделали их жизнь напрасной и необязательной. Дескать: да, были такие. Ну и что? И они летят, чтобы прокричать свои ценности, свой смысл жизни. И ради этого они согласны не спать и устать и даже сверзиться вниз с большой высоты.
Назло
Надя примеряет подвенечное платье. Она стоит на столе.
Вокруг нее медленно передвигается модельер Ирина, устанавливает длину подола. Подкалывает специальными иголками.
Надя видит себя в зеркале.
– Супер… – отмечает Надя.
– А вы его любите? – спрашивает Ирина.
– Жениха? – уточняет Надя.
Ирина кивает. Во рту у нее иголки.
Надя думает. Потом говорит:
– Что значит «любите»? Захочу и полюблю. Все от настроя зависит. Я ему благодарна. А благодарность – материал прочный. На благодарности многое можно выстроить: и семью, и даже счастье.
Ирина вытаскивает изо рта иголки. Подкалывает подол.
– Благодарность – чувство аморфное, – возражает Ирина. – А счастье строится только на любви.
– А какой толк от этой любви? Пришел – ушел. Устроился. Имеет жену и любовницу. Значит, мне жить и стареть в любовницах. Промурыжит до сорока лет, а потом – кому нужна? Время работает против меня.
– А вы его любите?
– Кого? – не понимает Надя.
– Любовника своего.
– Любовник – грубо. Возлюбленный. «Возлюбленный, как никакой другой, возлюбленным уж быть не может». Бунин.
Ирина перестает подкалывать. Говорит мечтательно:
– У меня тоже был любимый человек.
– Был да сплыл?
– В каком-то смысле, – соглашается Ирина.
– «Настоящая любовь никогда не кончается браком». Бунин.
– Он хотел на мне жениться, но его мамаша тормозила. Хотела, чтобы он женился на своей.
– На еврейке?
– На мусульманке.
– У них там строго. Ислам, – подтвердила Надя.
– Мы встречались три года, – продолжала Ирина. – Его мамаша встала как скала. Я мечтала, чтобы она куда-то делась. Эмигрировала бы в Австралию. У нее там старший сын живет. Но она ни с места. Сторожила Максуда как собака.
– Он был красивый? – спросила Надя.
Ирина устремила взгляд в пространство, как будто видела перед собой любимого человека. Потом заговорила:
– Брови высокие… Глаза – золотой бархат. Зубы – белые, как сколотый сахар, крепкие, как у молодого волка. Губы мягкие, как у лошади.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
