* * *
Вместе с тем родовая честь аристократических семейств не уничтожалась. Она всего лишь теряла силу как аргумент при занятии ключевых должностей. Таким образом, Федор Алексеевич не наносил высокородной знати оскорбление, но отбирал у выходцев из этого слоя особые привилегии.
Служилой аристократии объявили, что древнее родословие ее не будет забыто. Федор Алексеевич публично пообещал: «…Впредь… на память изволит бытии в Разряде[177] родословной книге их родов. Также и в домах своих такие родословные книги им держать по-прежнему. А награждая их своею государскою милостию, ту родословную книгу ныне повелевает он… пополнить, и которых имен в той книге… не написано, и те имена в ту родословную книгу написать вновь к сродникам их, и для того взять у них росписи за руками[178]. А которые княжеские и иные честные роды при предках его государевых и при нем, великом государе, были в честях, в боярех и в окольничих, и в думных людях, также и старые роды, которые, хоть и не явились в честях, а с царства прадеда его государева, блаженной памяти великого государя царя и великого князя Ивана Васильевича… при его государеве державе явились в посольствах и в полках, и в городах в воеводах, и в иных знатных посылках и у него, великого государя в близости, а в родословной книге имен их не написано, и те роды с явным свидетельством[179] написать ныне в особую книгу»[180].
Так фиксировалась принадлежность высшей знати, давно стоявшей рядом с престолом, к особому аристократическому слою. По идее Федора Алексеевича, эту принадлежность требовалось отследить максимально широко, дабы не забыть никого.
Для тех родов, которые явились «в полковых воеводах и в послах… и в знатных… посылках, и в иных честных чинах, и в десятнях[181] в первой статье написаны», но не со времен Ивана IV, а попозже, со времен царя Михаила Федоровича, предписывалось завести другую «родословную книгу».
А для тех родов, которые в «честных и знатных чинах» не бывали и пишутся в десятнях «средней» да «меньшей» статьей, следовало завести особую, третью, «родословную книгу»[182].
Эта часть реформы, связанной с отменой местничества, имеет самое прямое и очень серьезное последствие для исторической науки. Родословные памятники, хранившиеся в домах русского дворянства и русской аристократии, донесли до наших дней уникальные сведения о жизни и быте военно-служилого класса. Без них представления современной исторической науки о состоянии русского «благородного сословия» в допетровской России были бы, мягко говоря, весьма неполны.
Что же касается «родословных книг», которые предполагалось хранить в Разрядном приказе, то чуть позднее, в середине февраля 1682 года, последовало монаршее разъяснение. В соответствии с ним теперь намечалось составить не три, а целых шесть родословных книг:
1. «Родословным людям», иначе говоря, «служилой аристократии».
2. «Выезжей» знати.
3. «Московским знатным родам», то есть верхушке московского дворянства, смыкающегося с аристократией, но не входящей в него.
4. «Дворянским» родам, иными словами, дворянству городовому, провинциальному — низшей и самой многочисленной части русского дворянства.
5. «Гостиным» и «дьячим» родам — семействам наиболее привилегированных купцов и «приказных людей» (администраторов).
6. «Всяким низким людям».
Разбираться со свидетельствами дворянского родословия поручили особому учреждению — Палате родословных дел. В ее распоряжение попал древний «Государев родословец» 1555 года — своего рода официальный справочник по генеалогии монаршего рода, княжеских, боярских, а также татарских служилых «царей». Но к нему требовались значительные дополнения. И палата принялась собирать у представителей знатных и незнатных родов документы, подтверждавшие их прежние службы московским государям, пожалования чинов и земельных владений, а также списки (как тогда говорили, «росписи») их «родословия». Ее работа началась в конце января 1682 года[183]. Именно Палата родословных дел сконцентрировала колоссальное собрание документов по истории нашего дворянства. К сожалению, значительная часть ее бумаг сгорела во время великого московского пожара 1812 года[184].
Палата родословных дел просуществовала два десятилетия. Однако со своей прямой задачей она справилась не до конца. Из недр этого учреждения вышла так называемая «Бархатная книга» (1688). Она представляет собой обширное собрание родословий аристократии — наиболее знатных семейств. До «городовых» дворян, «гостей» и дьяков дело не дошло. Как, впрочем, не попали туда и многие древние роды московского дворянства. Но и то, что ею было сделано, — великий труд. «Бархатная книга» стала самым авторитетным источником для всякого рода справок по генеалогии допетровской аристократии. С течением лет данные «Бархатной книги» дополнялись.
* * *
Цели создания родословных книг достойны более подробного разбора. Как видно, государь придавал им большое значение. Но смысл его распоряжений на сей счет ускользает от потомков.
Отмена местничества мыслилась, очевидно, как первый шаг в сторону создания единого дворянского сословия — наподобие польского шляхетства. При этом, разумеется, вряд ли кто-нибудь всерьез мог подумать о противопоставлении русского «шляхетства» власти русского царя. Польское «благородное сословие» получило изрядную долю своих прав, борясь с монархами, — вымогая привилегии для себя и ставя стеснительные рамки государям. Шляхта имела самостоятельное политическое значение, никак не связанное с волей и желаниями королей. Притом в некоторые периоды польской истории значение это оказывалось выше политического веса самой королевской власти. Московское государство такой борьбы не знало. Русское дворянство XVII века во всем зависело от государей — их гнева и милости. Самостоятельную силу в России имела лишь незначительная группа «служилой аристократии», но именно она-то в 1682 году и лишалась своих привилегий, именно она-то и ослабела.
