Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Несмотря на страх Мэрилин играть с королем экрана, она никогда не теряла чувства юмора. Американский обозреватель Эрл Уилсон указал на формализм встречи съемочной группы с британской прессой, в отличие от пресс-конференций, проведенных в Соединенных Штатах. Он сказал, что в Англии Мэрилин посадили отдельно от журналистов и встретили вежливыми аплодисментами. На одной из встреч в Нью-Йорке Оливье был поражен шумным поведением представителей прессы. Он спросил Мэрилин:
— Они всегда такие?
— Ну, это даже тише, чем бывает иногда, — сухо ответила она.
Мэрилин продолжила рассказывать историю фильма «Принц и танцовщица»:
— Оливье начал работу с гораздо большим энтузиазмом, чем я: с веселым шаловливым блеском в глазах и страстью в сердце. К сожалению, его азарт был недолговечным. В своих мемуарах он писал, что в начале съемок надеялся на интрижку со мной. В конце концов, много ли актрис отвергли бы возможность заняться сексом с великим сэром Лоуренсом?
К его удивлению, но не моему, к концу совместной работы мы ненавидели друг друга. Мои привычные опоздания на съемки выводили его из себя, и, как мастер актерской методики, менее спонтанной, чем метод, которому меня обучил Страсберг, он ненавидел мою манеру исполнения. В особенности он не выносил моего репетитора, Паулу Страсберг, которая сопровождала меня в поездке в Англию, чтобы консультировать меня. Оливье пытался удалить ее с места съемок, но когда я отказалась продолжать работу без нее, ему не оставалось ничего другого, как позволить ей присутствовать. Это не уменьшило его ненависти к нам обеим.
19 июня 1959 г
Не помню, кто сказал, что беды всегда приходят по три? Это было абсолютно верно для Мэрилин Монро. Примерно в то же время, когда она решала проблемы актерского мастерства с Оливье, у Мэрилин начались трудности в ее новом браке.
Мэрилин прочитала мне слова Мэйбл Уиттингтон, горничной Миллеров в их арендованном доме в Лондоне, сказанные ею газетному журналисту: «Они, казалось, были счастливы вначале, но проходили месяцы, он немилосердно изводил ее ворчанием, обычно по поводу того, как, по его мнению, ей следует готовиться к работе на следующий день. Он бесконечно придирался к ней. Я думаю, что Миллер хотел остаться в хороших отношениях с Оливье и старался любой ценой избежать его критики. Он не был даже верным другом, не говоря уже о хорошем муже. Мне было жаль ее.
Сначала ее, казалось, интересовало его мнение, но пришел момент, когда она устала от этого, особенно когда он критиковал ее игру. Она ходила по дому, пытаясь запомнить ее реплики. У нее были проблемы с запоминанием текста, и она повторяла его вслух, снова и снова. Он раздражался и продолжал поправлять ее. В ответ она рявкала:
— Когда ты начнешь снимать картины, Артур, мы обсудим это! До тех пор я буду играть, а ты занимайся драматургией, как делал до сих пор».
— Это мнение было во многом справедливо, — отметила Мэрилин.
Я подумала: «Браво, Мэрилин Монро! Мы еще феминистку из вас сделаем!»
Говоря о феминизме, я считаю, что по своим убеждениям Мэрилин уже была феминистской мирового класса, намного опередив свое время. Но она была жертвой женского фанатизма, чего можно было бы избежать, если бы феминизм был распространен больше в то время.
Я перестала размышлять о феминизме и увидела, что Мэрилин начала нервно заламывать руки.
— Две недели репетиций, — простонала она, — мой мир разваливался на части. Проходя мимо обеденного стола в столовой нашего дома Парксайд, я заметила записную книжку Артура, которую он «случайно» оставил открытой, и взглянула на то, что он написал утром: о неприятностях, которые я причиняла Оливье на репетициях, и о том, как он разочарован и как ему стыдно за меня. Такая критика опустошила меня. Я читала записи снова и снова, в надежде, что я что-то поняла неправильно.
Знаете, ведь иногда такое бывает. Но, к сожалению, мои глаза не обманули меня. Когда я прочитала это последний раз, кровь отхлынула от моего лица и я схватилась за скатерть, чтобы не упасть. Но это не помогло, и я рухнула на пол, стянув со стола огромную вазу с красными розами.
Я лежала там, насквозь промокшая, усыпанная розами, за которые сама заплатила, и рыдала. Никто не пришел, чтобы поднять меня. Я была убеждена, что Артур оставил открытую записную книжку на таком видном месте специально. Он хотел, чтобы я знала его мнение. Как я могла не заметить ее, проходя через столовую по двадцать раз в день?
Я была полностью уничтожена его предательством и обратилась за советом к самому мудрому человеку, которого знала, Ли Страсбергу. Но даже блестящий Страсберг не смог убедить меня, что Артур написал это сгоряча, и это не значит, что он действительно так думает.
Когда я позвонила ему, Ли сказал:
— Мэрилин, дорогая, если бы Паула уходила от меня каждый раз, когда я говорил о ней неприятные слова, наш брак распался бы еще двадцать лет назад!
— Я не убеждена в этом на все сто процентов, но считаю, что то, что Артур назвал «наспех написанными словами», положило начало крушения нашего брака. Я могла смириться с тем, что он никогда не посылал мне цветы — я могла купить все цветы, которые захочу сама, — или с тем, что он никогда не дарил мне подарков, даже несмотря на то, что я всегда покупала ему что-нибудь красивое и дорогое. Я признаю, что я чувствовала себя, как маленькая школьница, не получившая ни одной «валентинки». Но то, чего я действительно не намерена была терпеть, это его грубость и презрительное отношение к моим проблемам. Он считал меня посредственностью. Посредственность! Вы можете себе представить? Я была более знаменита, чем он, и оплачивала все наши счета.
Его отношение ко мне возвращало меня в сиротское детство, когда никто не чувствовал себя более ничтожной, чем я. С того момента, когда я прочитала его «наспех написанные слова», мы начали ругаться постоянно, и я не очень старалась скрыть мой бешеный нрав. Артур — кроткий человек и не умеет защищаться. Он реагировал на мой гнев, все более отдаляясь от меня и становясь более замкнутым. Это только еще больше бесило меня.
Я преследовала его по всему дому и кричала на него, пока он баррикадировался за дверью своего кабинета и скрывался там, как бы громко я ни стучалась. Я начала пить шампанское целыми днями, щедро разбавляя его водкой. Хуже того, я принимала все большее количество таблеток, пока не переставала соображать и не могла вспомнить, сколько я уже выпила, и продолжала глотать еще и еще. Я находилась в полусознательном состоянии большую часть времени, пытаясь заглушить мою душевную боль.
Состояние Мэрилин, конечно, оказало влияние на ее работу в фильме «Принц и танцовщица».
Она рассказывала:
— Я приходила на съемки позже и позже, а иногда была так одурманена таблетками и алкоголем, что была не в состоянии работать. По многу дней я не являлась вообще. Когда мне удавалось добраться до места съемок, я часто забывала свои реплики, и им приходилось переснимать одну и ту же сцену снова и снова. Актеры и съемочная группа так злились на меня, что многие из них перестали со мной разговаривать.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
