Король Франции, видимо, считал условия подписанного мира настолько выгодными для себя, что распорядился отслужить в соборе Парижской Богоматери торжественную мессу с исполнением благодарственного гимна «Тебя, Господи, славим». Возможно, и вправду он кое-чего добился, скомпрометировав Месье в глазах его союзников. Опасный для центральной королевской власти союз католиков и умеренных протестантов дал трещину. Гугеноты стали более недоверчивы, усматривая в уступчивости короля подвох. Что же касается католиков, то они видели в свободе отправления еретиками своего культа угрозу для государства и позор для себя. Обстановка взаимной подозрительности находила свое выражение в том, что вожди мятежников, не доверявшие друг другу и королю, не спешили появляться при дворе. Когда Месье захотел вступить в Бурж, католический город, в компании принца Конде, своего вчерашнего союзника, тот отказался, заявив, что там обязательно найдется какой-нибудь мерзавец, который, целясь якобы в другого, попадет ему в голову.
Лига, новая война и «мир короля»Ситуация, сложившаяся после подписания мира в Больё, представлялась опасной руководителям католической партии. Не желая идти ни на какие компромиссы с еретиками, они организовались для отражения общих для них угроз. Генрих Гиз, которого победа при Дормане и шрам на лице сделали весьма популярным, а управление провинциями — весьма могущественным, учредил Лигу, имевшую своей целью защищать провинции Франции, давая им льготы и свободы, какими они не располагали со времен Средневековья. Основная идея Гиза — объединить вокруг себя католиков, по возможности привлечь на свою сторону также и умеренных протестантов и при их поддержке завладеть короной Франции. Конде к числу умеренных не принадлежал, и ему не удалось вступить в должность губернатора Пикардии, где он натолкнулся на мощное сопротивление лигёров. Те же трудности ожидали его и в городах, переданных по мирному договору под его управление. Лига, костяк которой составляли воинствующие католики, стремительно набирала авторитет и популярность в народе. Лигёры заявляли, что объединились во имя защиты законов и исконной религии Французского королевства. Они обязались слепо подчиняться своим вожакам и всячески вовлекать в организацию новых членов — дворян, солдат, торговцев и простых крестьян. Вступая в Лигу, точно в духовно-рыцарский орден, приносили присягу, и это придавало организации некий ореол таинственности, делало ее еще более привлекательной. Особым влиянием и популярностью Лига с самого начала пользовалась в Париже, где ее возглавлял президент Парижского парламента, близкий друг Гизов. Неформальным же лидером организации оставался сам Меченый.
Вскоре под знаменами Лиги уже находилось около 50 тысяч человек кавалерии и 30 тысяч пехоты. Провозглашая своей целью восстановление авторитета короля и католической религии, на деле Лига служила интересам Гизов. Подобной мощи протестантам нечего было противопоставить, тем более что единства среди них не было. Герцог Анжуйский, Месье, обосновался в Бурже и совершенно пренебрегал прежними друзьями. Король Наваррский, как и предполагала Екатерина Медичи, встретил среди гугенотов далеко не тот прием, на который, вероятно, рассчитывал. Дамвиль и Конде, резонно полагая, что гораздо лучше, нежели он, послужили делу протестантизма, не спешили признавать его верховенство.
Екатерина отчетливо сознавала, какую угрозу для короны представляет теперь герцог Гиз, поддерживаемый всей военной мощью Лиги. Она и подсказала сыну-королю, как хитростью обойти его. Прислушавшись на сей раз к совету матери, Генрих III провозгласил себя главой Лиги, тем самым оттеснив опасного соперника на второй план. Чтобы упрочить свой авторитет, король, опять же по совету матери, созвал Генеральные штаты, заседание которых открылось 6 декабря 1576 года в Блуа. Усилия Лиги, поддержанной иезуитами, не пропали даром: на сессию собрались почти исключительно католики, тогда как протестанты, настойчиво добивавшиеся созыва Генеральных штатов и рассчитывавшие быть широко представленными на них, оказались в ничтожном меньшинстве. На открытии Генрих III произнес замечательную речь, взывая к примирению и единству, хотя на уме у него было совсем другое: вырвать из рук лигёров лидерство и покончить с протестантизмом, что выбило бы почву из-под ног Ги-зов. Король вознамерился возглавить католическое движение. Ход удался, но его последствия не были должным образом просчитаны. Поскольку большинство депутатов разделяли идеалы Лиги, за подавление протестантизма во Франции проголосовали с готовностью, тем самым спровоцировав очередную, уже шестую по счету, гражданскую войну, которая продолжалась в течение нескольких месяцев в 1577 году и разворачивалась главным образом в Сентонже и Лангедоке.
Однако Генеральные штаты, высказавшись за искоренение протестантизма во Франции, медлили с вотированием субсидий, необходимых для формирования королевской армии. Прежде чем вводить новые налоги, следовало бы, полагали депутаты, сократить чрезмерные, по их мнению, расходы королевского двора. И тем не менее лигёры под командованием герцога Анжуйского, вчерашнего «недовольного», испытавшего чувство удовлетворения от щедрости короля, взяли Ла-Шарите и Иссуар. Гугенотский флот Ла-Рошели был разгромлен флотилией Бордо. Главному оплоту французского протестантизма грозила осада, которую он едва ли мог выдержать. Гугеноты оказались в отчаянном положении. А что было бы, если бы Генрих III получил необходимые субсидии? Впрочем, король не собирался наносить противнику окончательное поражение. Он предпочитал проводить столь любезную сердцу Екатерины Медичи политику качелей: наличие протестантов в какой-то мере парализовало действия Гизов. Итак, Генрих III перевел двор в Пуатье, но не для того, чтобы взять на себя командование армией, а чтобы начать переговоры, одним из главных участников которых выступал Генрих Наваррский, не отличившийся активностью в военных действиях и тем заслуживший признательность короля и королевы-матери. Бержеракский мир, подписанный 17 сентября 1577 года, можно было бы назвать «миром короля», учитывая ту роль, которую сыграл при его подготовке Генрих III. В общих чертах он подтверждал положения «мира брата короля». Дополненный в конце месяца важным документом — эдиктом Пуатье, он гарантировал гугенотам право свободного отправления культа и предоставлял в их распоряжение ряд крепостей. Были реабилитированы жертвы Варфоломеевской ночи. Объявлялось о роспуске Лиги и Протестантской конфедерации, что позволяло королю занять подобающее ему место выразителя и защитника интересов всех его подданных. Секретные статьи договора определяли юридические и административные условия мирного сосуществования католиков и протестантов. Гугеноты, судя по недовольным высказываниям их вождей, получили меньше того, на что рассчитывали, однако, учитывая их более чем скромные успехи на поле брани, гораздо больше, чем заслужили.
Как и следовало ожидать, этот мирный договор, отличавшийся взвешенным подходом к решению трудных вопросов, вызвал всеобщее недовольство. Лигёры, продолжавшие плясать под дудку клана Ги-зов, упрекали Генриха III в том, что он поторопился кое-как заключить мир, чтобы поскорее вернуться к разгульной жизни, к своим любимчикам-.мш/ь0шш и комнатным собачкам. Протестанты укоряли Генриха Наваррского за то, что он сделал католикам слишком большие уступки, дабы получить определенные гарантии лично для себя. Никогда еще его положение среди единомышленников не было столь шатким. Заключенный мир бойкотировал его родной Беарн, оплот и надежда гугенотов. Подданных короля Наваррского в равной мере раздражали как его пресная политика лавирования, так и его распутная жизнь. Екатерина же была довольна: война прекращена, и вновь воцарился мир, сколь бы хрупок он ни был.
