Я размышляю о том, выдержат ли океаны загрязнение, вызванное деятельностью человека. Ведь зачастую загрязнение происходит не только на поверхности воды, но и в глубинах, сокрытых от взора. Как миллионы бедняков вроде Марии из-за высокой инфляции косвенно оплачивают кредиты среднего класса, взятые на покупку домов, или субсидии, полученные под залог дома, так и пингвины вместе с другими животными-«безрубашечниками» – descamisados – расплачиваются за наш индустриальный прогресс единственной имеющейся у них валютой – собственной жизнью.
В 1962 году вышла книга «Безмолвная весна» Рэйчел Карсон. С тех пор население Земли увеличилось вдвое. За тот же период численность многих видов животных и птиц, включая пингвинов, уменьшилась на восемьдесят-девяносто процентов, и многие из этих видов находятся на грани вымирания, а некоторые виды уже исчезли. Существует теория Мальтузианской ловушки, согласно которой в доиндустриальных обществах периодически повторяется цикл, когда рост населения обгоняет прирост продуктов питания. Следуя логике этой теории, можно представить, что загрязнение окружающей среды и вред, наносимый человеком природе, могут повлечь коллапс экологической системы и последующее вымирание всех видов жизни на Земле, включая самих людей.
Развитие прогресса во всех сферах жизни показывает, что человечество способно добиваться кардинальных изменений за очень короткие отрезки времени. Несмотря на понимание того, что мы не в состоянии долгосрочно поддерживать существующий modus vivendi («образ жизни»), мы пока не можем изменить наш modus operandi («образ действия»), или, проще говоря, наше поведение, и добиться если не роста численности популяций диких животных и птиц, то хотя бы ее поддержания на прежнем уровне. Происходит следующая ситуация: дикие животные и птицы – эти descamisados матушки-природы – окончательно обанкротятся, и уже никакие деньги не смогут вернуть их к жизни.
Однако главный урок, который мне преподал Хуан Сальвадор, не имеет никакого отношения к негативу и отчаянию. Пингвин показал мне, как важно надеяться. Во времена лишений и отчаяния пингвин радовал и поддерживал всех тех, с кем сталкивался по жизни. Могу сказать точно: пингвин – это удивительное и исключительное существо – открыл мне глаза на многие вещи, и эти знания глубоко повлияли на мою дальнейшую жизнь.
Эпилог, в котором еще один пингвин преподносит мне очередной урок
Я решил наконец найти фотографии Хуана Сальвадора и вынул стоявшую в дальнем углу гаража картонную коробку с надписью «Аргентина. Разное». Эту коробку не открывали несколько десятилетий. Бо́льшая часть сделанных мной в Аргентине фотографий пострадала из-за протечки воды, поэтому я надеялся отыскать что-нибудь в коробке с вещами, которые так и остались неразобранными после возвращения из Аргентины. К моему величайшему удивлению, в этой коробке лежали несколько небольших бобин любительской кинопленки, которые я прежде не просматривал. Я попросту о них забыл. Дело в том, что в свое время я отснял эти пленки, а потом отправил их на проявку матери в Англию. Но, когда вернулся из Аргентины, у меня не было денег на покупку кинопроектора. Когда деньги появились, эра любительской кинопленки ушла в далекое прошлое, и на смену целлулоидной пленке пришли видеокассеты. Вот я и забыл о существовании этих записей. Я попытался припомнить, когда именно у меня появилась кинокамера в Аргентине. Жил ли у меня в то время пингвин или нет? Я ломал голову и тщетно пытался вспомнить, снимал ли я на пленку пингвина.
Я поискал в Интернете и нашел совсем недалеко от нашего дома у моря одного пенсионера, который может оцифровать эти пленки. Я постучался в его дверь, он открыл ее и показал мне весьма впечатляющий музей разнообразного записывающего оборудования. В его квартире стояли стеллажи под самый потолок, между которыми были узкие проходы. На этих стеллажах были собраны самые неожиданные звуко– и видеозаписывающие и воспроизводящие устройства. Рядом с таинственными инструментами из полированного красного дерева с антикварными медными ручками стояли устрашающего вида непонятные короба, напоминавшие ощетинившихся ежей, с выключателями, переключателями и рычажками. Стеллажи стояли так близко один от другого, что хозяину дома нужно было втягивать живот, чтобы протиснуться между ними.
– Я могу конвертировать любые форматы, – гордо сказал джентльмен. – Хоть иероглифы в HD. Вот эта вещь, например, была сделана в 1896 году!
Экспонаты музея можно рассматривать часами, но в тот день у меня было конкретное дело к его владельцу.
Я передал ему бобины – на каждой был записан трехминутный фильм – и договорился подъехать на следующий день. Я вернулся домой и провел день в волнительном ожидании. Нечто подобное раньше испытывали отцы, которым не разрешалось присутствовать во время родов, и им приходилось томиться и ждать вестей в приемной.
– Ну как, получилось? – спросил я на следующий день изобретателя-пенсионера, стараясь скрыть свое волнение.
– Раньше этими вещами надо было заниматься, а не хранить их так долго, – ответил он. И добавил: – Качество ужасное.
Я похолодел.
– Ну, хоть что-нибудь на бобинах есть? – с грустью спросил я.
– Изображение очень зернистое, но бо́льшая часть материала сохранилась.
Ура! Может быть, на пленках есть и Хуан Сальвадор?
– А там есть кадры с пингвином? – поинтересовался я.
– С пингвином? Пингвина не припомню, но там очень хорошие кадры с морскими львами.
Я очень расстроился, хотя на самом деле предполагал, что любительскую кинокамеру в Аргентине я купил уже после смерти Хуана Сальвадора.
Мы с женой посмотрели DVD сразу же после моего возвращения домой. Меня тронули кадры, на которых были запечатлены люди и места, увиденные мной за сорок лет до описываемых событий: горы, озера, пустыни, ламы, кондоры, морские львы и другие животные, которых мне довелось встречать в самых разных уголках Южной Америки. Изображение было цветным, и качество оказалось не самым худшим. Я мгновенно вспомнил имена и места, словно эти кадры были из какой-то совсем другой жизни. На глаза навернулись слезы, и я растрогался от нахлынувших воспоминаний.
Расчувствовался. Радовался тому, что сохранил и нашел эти пленки, но мне было горько, потому что не было записей пингвина.
Я так надеялся увидеть изображение моего дорогого друга, так хотел, чтобы эти кадры сохранились, и вместе с ними он, как Спящая красавица, проснется и снова предстанет передо мной таким, каким я его помню. Но запись на диске подходила к концу, а пингвин не появлялся. Я понял, что, скорее всего, надеялся напрасно. Перед глазами мелькали картинки моей прошлой жизни: школьные спортивные соревнования, стадо лам, городская площадь, и здесь же, в кафе, улыбаются друзья и коллеги, поднимая бокалы с вином и пивом. Меня не радовали даже кадры с морскими львами.
Да, мне было приятно тряхнуть стариной и вспомнить былое, но все эти метры пленки я с радостью променял бы на единственный кадр с изображением Хуана Сальвадора.
