Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
Сам Георгий Петрович позиционировал себя как философ. В СССР философии не было (философами были Т. Адорно, Г. Маркузе, Ф. Ницше), а был за ядлый марксизм и агитпроп. Для меня лично (ни тогда, ни сейчас) не существовало основного вопроса философии: что лучше – материализм или идеализм. Есть реальная действенная информация и каналы (подчас косвенные, не прямые), её имплантации, включая дезинформацию. Но, видно, я ошибался, да и знал естественно ещё очень мало»…
В Г.П. Щедровицком редким образом сочетались любовь к чистому мышлению и всепоглощающая страсть к активной деятельности. Недаром он ввел в оборот слово мыследеятельность, к которому прибегал, размышляя об окружающем ли мире или о самом себе. Вокруг этого негромкого человека собрались все основные мыслители советской эпохи. В результате деятельности Московского методологического кружка (ММК), которым руководил Г.П. Щедровицкий, был создан философский дискурс более точного и в то же время многомерного использования языка. Это была Школа мысли, хотя и не давшая существенных содержательных результатов (типа ТРИЗа Генриха Альтшуллера)[124], но создавшая блистательный отточенный инструментарий и величественную когорту адептов методологии[125]. В течении своей многолетней преподавательской и научно-исследовательской деятельности последователей Георгия Петровича я встречал потом почти повсюду – в вузах, политике, сфере обеспечения безопасности и бизнесе.
Был я дважды и на многодневных организационно-деятельностных играх (ОДИ), проводимых учеником Щедровицкого профессором О.С. Анисимовым, удивился подготовленности его операторов-методологов, потом часто использовал их методы работы с участниками модулей для проведения «мозговых штурмов» в рамках НИР по вопросам безопасности, проводимых в Научно-исследовательском центре ФСБ России. Словом, Школа Щедровицкого, несомненно, сбылась и нашла много последователей.
На нашем тогдашнем скудном интеллектуальном небосклоне – полагаю, ничего более подобного не было[126]. Этот феномен вполне можно сопостави тельно сравнить только с Римским Клубом и Венской школой. Думаю, по воздействию на социум и ментальную сферу общества они сопоставимы.
Можно добавить, что в конце периода советской власти (1988–1990 годы) философию стали преподавать существенно более качественно (с поправкой на время), это было заметно по Институту философии и ведущим вузам страны. Тут, очевидно, не обошлось без опосредованного воздействия школы Щедровицкого. Можно так же сказать, что в сфере систематизации научного знания Георгий Петрович непосредственно продолжил и развил научную школу А.А. Богданова (Тектология). Нюансы смыслов, разведение и чёткое формулирование понятий – его сильная сторона.
Очевидно, это деятельность Г.П. Щедровицкого – это образец современного многопрофильного Учёного (русского, американского, европейского – не суть важно), для существования которого (как класса) в нашем социуме практически не было места в 1990–2010 годах и массово ещё возможно долго не будет пространства возможностей для их появления и востребованности.
Сын Г.П. Щедровицкого Петр Георгиевич многие десятилетия продолжает дело своего отца. Он более 20 лет ежегодно 23 февраля проводит памятные чтения в честь Г.П. Щедровицкого, на которые собирается много учёных-методологов со всей страны и из-за рубежа. В своё время он был заместителем директора Института философии РАН по научной работе. Он активно выступал и проводил занятия и семинары в разных городах России, работал советником руководителя Росатома. Я тут не берусь судить, кто из них значимее, однако несомненно, что сын Пётр не менее талантлив, и ментально существенно нам ближе по времени и семантически. Тут при блистательном, и очевидно не только отцовском, инструментарии, энциклопедической научной подготовке, уже присутствует и весьма продуктивное предметное (сущностное) Знание. В его выступлениях и публикациях – широкий горизонт более широкого осмысления существующих в нашей жизни проблем и технологических приёмов их решения.
Следует отметить так же некоторые черты устных выступлений Петра Щедровицкого, мне весьма понравившиеся: ёмкость, однозначность языка, продуманность, системная конкретика. На этом фоне все вопросы, которые ему задавали из зала, часто звучали по-детски – они турбуленты, хаотичны, спрашивающие не понимают основной ткани посылов. У Петра Щедровицкого присутствует чеканная традиция европейской философской мысли, без выпячивания сомнительных инокультурных метафизических концепций (и при этом ноль идеологии). Сама методология, что очевидно должно бы было доминировать в современной интерпретации ММК, снята или завуалирована, но присутствует в необходимом виде уже в форме готовых вариантов решений, а не умозрительной метафизики, скрывающей обычно за громкими и яркими фразами незнание и пустоту.
Вспоминая советские годы, следует сказать, как трудно нам, молодым учёным, было работать тогда, добывать знания, писать диссертации. Сети и компьютеров тогда не было, рукописи печатались на простой пишущей машинке. Хорошие книги были большой ценностью, их внимательно изучали, ими делились, я сам многие годы собирал свою библиотеку, которая комплектовалась достаточно случайно (не все книги можно было достать)[127]. Создать себе самостоятельно более понятную архитектонику высоких этажей исторических и культурных процессов, выработать аналитические навыки было затруднительно (да и едва ли возможно); многие официальные учёные и не стремились к этому, так как это не поощрялось.
Говоря о творческой деятельности упомянутого выше Ю.П. Трусова, следует отметить, что она была тесно связана с исследованием и решением наиболее проблемных вопросов: проблемы пространства и времени; проблемы онтогенеза и филогенеза сознания (в единстве психологического, логико-методологического, естественно-научного и социального подходов); конструкции знания вообще и экологического подхода как центрированного варианта системного подхода, в частности, и т. п.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
