Черные хазары верили в чудеса. Именно они распустили слух, что на крыше дворца малика Иосифа сидит золотой петух. Он умеет хлопать крыльями и кричать не хуже муэдзина. Всякий раз перед вражеским набегом или ответным военным походом птица поворачивалась в ту сторону, кукарекала и хлопала крыльями.
В новый год, который хазары отмечали весной вместе с появлением новой травы, случилось неожиданное: птица трижды прокричала на север. Новый год ознаменовался грозными вестями. Предупреждение «Иду на вы!» прислал Святослав, каган русов, и по слухам уже двинулся на юг, увлекая с собою союзные племена. Стремительно, как барс, настигал он добычу и исчезал, как тень, оставив молчаливые дымящиеся развалины селений, где некому было даже оплакать мертвецов. И было ему дано прозвище – Барс. Новый год у степняков был назван Годом Барса, и в этом имени звучало дурное предзнаменование!
Как всякий правоверный иудей, малик Иосиф был избавлен от вредных суеверий. Так, согласно третьей книге священной Торы, прокляты от века всякие гадатели и звездочеты, и волхвы, гадающие по блюду, и льющие воск, и смотрящие в зеркала из черного обсидиана. Но тем не менее придворным мудрецам было разрешено делать расчеты и составлять карты событий, а также искать соответствия у пророков и учителей прошлых веков. И мудрецы, развернув священные свитки, предрекли Иосифу скорую победу:
– Несется конница, сверкает меч, и копья блестят, и убитых множество, и груды трупов и нет конца трупам, спотыкаются кони о трупы их… и даже младенцы их разбиты на перекрестках всех улиц. Празднуй, Иудея, праздники твои! – эти слова из Книги Пророков успокоили малика.
Разведчики доложили, что войско русов не превышает десять тысяч воинов. Царь хазар призвал на службу двенадцать тысяч наемников. Малик не скупился на жалованье, и на военном дворе всегда было тесно от бездомных вояк, стоявших в очереди на место в его войске. Если один из них погибал, его место сейчас же занимал другой.
Войско торопливо покинуло Итиль и двинулось в задонские степи, чтобы там подстеречь прыжок Барса и разбить его на дальних подступах к хазарской столице. Семь тысяч воинов скакали вместе с царем, вооруженные луками и щитами, в шлемах и кольчугах. Другие были с пиками, вооруженные как мусульмане. Вместе с хазарами шли булгары и буртасы. Еще пять тысяч наемников остались охранять Итиль.
Хазарское войско встало лагерем, выслало отряды разведчиков и выставило посты. Золотую вещую птицу поместили в шатер малика и стали с тревогой ждать вестей.
Всю зиму ладили русы речные суда, и весной, едва тронулся лед на Оке и потянулись на север гусиные караваны, множество воинов храбрых, в боях закаленных, двинулись на юг со Святославом. Кольчужники шли на ладьях; конные скакали берегом, и хоть говорили про русов, что они неважные конники, но крепко сидело в седлах молодое поволье. В открытых схватках, в степи, они всегда одолевали печенегов, но не умели догнать их на своих небольших лохматых коньках. У печенегов же были кони хороших донских пород с блестящей шерстью, с белыми хвостами и гривами.
Посреди флотилии на красной княжьей ладье плыла Пребрана. Радим скакал правым берегом Расы и охранял проход лодий от печенегов и булгар. Лишь по ночам, у дружинных костров, встречались Радим и Пребрана, и Берегиня грезила о сыне, оставленном в Итиле. Радим так и вовсе ни разу не видел сына и редко думал о нем, опаленный жаждой будущей битвы.
Широка Рас-река в нижнем течении, неукротимая сила несет ее волны в море Хвалынское. Еще один дневной переход, и широко расплещется Русь, и как река напоит собою моря и океаны. И уже не жажда добычи, ни зов новых земель, а иная жажда и иной зов толкают струги и несут их к морю. Сила, которую не пережечь, и жажда, которую не утолить, наполняют холстинные паруса, и русские боги споспешествуют этой жажде и силе.
Русы спустились на ладьях в тыл хазарским войскам. Часть ладей спустилась ниже, и Итиль оказался заперт в ловушке, и не было окруженному городу надежды на спасение.
На рассвете устье Итиля заполнилось золотистыми стругами. Ладей было так много, что можно было посуху перейти с одного острова на другой, переступая с ладьи на ладью. С победным ревом войско устремились на город. Глиняные стены Итиля дрогнули под ударами таранов и рассыпались на обломки. Сквозь провалы карабкались обнаженные по пояс люди, с короткими мечами и стальными секирами. Искаженные яростью, они бросались на приступ. Наемный гарнизон предпочел бегство славной гибели, бросив горожан на верную смерть.
Свиток четырнадцатый
Священное животное
Небо молнией расколото,
Гневом Северных Богов.
Кровь восстала против золота,
И мятеж ее суров.
С. ЯшинИтиль. Дворец Великого Кагана
О нет, Великий Каган не был всевластным правителем своей страны и даже своего двора. Страной правил малик Иосиф, а в башне кагана правили две царицы – Тишина и Вечная Ночь. Стены башни были многослойными и напоминали осиное гнездо. Ни ветер, ни дождь, ни град не могли поколебать священной тишины его заточения.
Когда-то каганы носили звучные имена, от их звука падали знамена неприятеля и сердца подданных кагана трепетали, как рыбы на отмели. Последний каган не имел имени. Вернее оно было, но хранилось в глубокой тайне. Четыре буквы этого имени, выгравированные на жемчужинах, были запечатаны в ларец из слоновой кости и похоронены на песчаном дне Итиля.
Он родился среди «царских детей» и от рождения не показывал своего лица солнцу, и сам не видел солнечного света. Народу говорили, что благоуханная стопа кагана ни разу не касалась земли, чтобы не расплескать божественную силу. Священной плоти кагана никогда не касался металл. Даже необходимое обрезание было произведено каменным ножом. Волосы не стригли, чтобы не убавлять его сверхчеловеческое могущество, и через сорок лет заточения они превращались в войлочный плащ, в недрах которого копошилось множество насекомых. Ногти на руках и ногах загибались наподобие бараньих рогов. Зубы давно выпали, а глаза ослепли. Под ногами кагана шевелился мягкий прах, – все, что осталось от изъеденных молью ковров и былого могущества.
Пищу для кагана подавали через маленькое оконце, куда едва проходила чашка. Все годы заточения его поили молоком и кормили мозгами десяти зверей, дозволенных Писанием, забитых безгласно согласно ритуалу.
Десять чистых животных указано в Писании, трое из них – домашних, находящихся под рукой человека и берущих корм из его рук: вол, овца и коза. И семеро диких, живущих на воле: изюбрь, олень, серна, козерог, сайгак, зубр и лось. Вол преследуем львом, овца – волком, коза – барсом, и повелел Господь: не из преследующих, но из преследуемых приносите жертву.
