Там смешался плеск фонтана и гул пещер.
Сэмюель Тейлор Коулридж. Хан Кубла, или Образ мечты. Анна закрыла глаза и полностью отдалась новым для нее ощущениям. Ей не хотелось ни о чем думать, поэтому она все время искала это полуреальное, полузагадочное ощущение, которое дает опиумный дурман. Пусть он делает все, что ему хочется, решила она. Она ничего не знает, ничего не чувствует. Она вообще ничто.
Нет, ей вряд ли удастся впасть в то состояние, которое обычно дарит опиумный дурман. Без этого зелья она не сможет ощутить плавное, легкое покачивание, притупляющее все остальные чувства, возникающие от прикосновения мужских рук, которые раздвигают ее бедра, от жаркого дыхания, обжигающего кожу, и нежного дуновения возле лепестков ее лотоса.
Анна вздрогнула. Сначала задрожали ее живот и плечи, потом эта волна прокатилась по всему телу. Это было так приятно и так… необычно. Она чувствовала, что Чжи-Ган улыбается, уткнувшись лицом в ее бедра. Ей казалось, что она хорошо знает, что должно произойти после этого, но он не двигался и ничего не делал, и Анна в недоумении нахмурилась.
— О чем ты думаешь? — тихо пробормотал Чжи-Ган, обдав ее живот горячим дыханием.
Она открыла глаза. Он скользнул вверх по ее телу, но при этом продолжал держать ноги Анны разведенными в стороны.
— Я… я думаю, — неуверенно произнесла она. Заметив, как его брови удивленно поползли вверх, она, запинаясь, пояснила: — Я не… я хочу сказать, что мне интересно знать… в смысле… что ты сейчас собираешься делать?
Он, похоже, был изумлен ее ответом.
— Ты что, еще никогда не делала этого?
Анна покачала головой, и на ее глаза навернулись слезы — слезы стыда.
— Делала. Я просто… видишь ли…
— Ты была под действием опиума и поэтому ничего не помнишь, — перебил ее Чжи-Ган. — Неужели ты всегда сама соглашалась на это?
Она закрыла глаза, чувствуя, как по щекам потекли горькие слезы. Как же ему объяснить?
— Я не помню, — наконец призналась Анна. Она и сама не понимала, зачем рассказала ему об этом. Наверное, этот мужчина как-то странно на нее действовал. Ей все время хотелось разговаривать с ним, поддразнивать его и… заниматься с ним этим. Чем же все-таки он отличается от остальных?
Чжи-Ган тем временем сел рядом с ней. Теперь он пристально и с необыкновенной нежностью смотрел на нее. Однако его рука все еще покоилась на ее теле, согревая кожу и напоминая о том, что должно произойти.
Она почему-то не испытывала к нему никакой ненависти, хотя его широкая ладонь слишком уж по-хозяйски лежала на ее правом бедре. Разведя пальцы веером, он слегка сжимал выступающую тазовую кость. Нет, в душе Анны не было ненависти. Наоборот, ей нравилось, как он прикасался к ней — действительно всего лишь прикасался без всякого давления и нажима. Его нежность и ласки связали их неразрывными узами на все то время, которое они проведут вместе. По правде говоря, ей казалось, что это… любовь. Она попыталась поднять голову, чтобы посмотреть на его руку, лежавшую на ее бедре.
— Расслабься и наслаждайся. Я обещаю, что ты не забудешь эту ночь.
— Я… — пробормотала Анна. Как же ей объяснить, что она не хочет ничего помнить? Но, посмотрев на его большую и сильную руку, поглаживающую ее, она решила, что ей все-таки не хотелось бы забыть о том, что здесь произойдет. Наконец она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Его лицо выражало нежность и, что самое главное, спокойствие. Глаза Чжи-Гана не блестели, а рука не дрожала от нетерпения. Он просто смотрел на нее и ждал. Признаться, Анна не понимала, чего именно. И она улыбнулась ему, радуясь тому, что должно произойти. Это не вызывало у нее никаких неприятных ощущений.
— Я не думаю об опиуме, когда я с тобой, — неожиданно для самой себя призналась она.
Чжи-Ган улыбнулся.
— Это просто замечательно, — сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее.
Их губы встретились, и она почувствовала, как у нее во рту разливается обжигающее пламя. Она удивленно вздохнула, но не отстранилась. Он медленно провел языком по ее губам.
Она помнила другие поцелуи: чьи-то влажные губы неумело, с торопливой грубостью трутся о ее губы. Сейчас все было по-другому. Она ощутила сладкую дрожь, и в ней зародилось желание. Внутри все сжалось, и ей захотелось познать новые ощущения.
Анна еще сильнее прижалась губами к его губам, открыв рот в ожидании встречи с его языком. Почувствовав, что Чжи-Ган сделал то же самое, она подалась вперед и выгнула шею, как бы помогая ему. Однако он не просунул язык ей в рот, а просто потерся губами о ее губы.
Дрожь улеглась, но после этих прикосновений губы Анны пылали огнем. Она была совершенно сбита с толку. Может, она все делает неправильно? Чжи-Ган ничего не сказал ей, не дал даже малейшего намека на то, что нужно делать. Она больше не могла ждать и начала действовать на свой страх и риск. Она коснулась языком губ Чжи-Гана и просунула его ему в рот, чтобы… чтобы он втянул его туда. Но когда Анна попыталась вытащить язык обратно, не тут-то было. Чжи-Ган сжал зубы и даже слегка оцарапал ее язык, но отпустил его не сразу. Открыв глаза, Анна посмотрела на него. Она опять ничего не понимала. У нее просто кругом шла голова. Чжи-Ган, заметив ее растерянность, лишь усмехнулся. Он неотрывно следил за ней и продолжал молчать. В конце концов она потянулась губами к его губам и, обхватив любовника рукой за плечи, придвинулась к нему поближе.
Их губы снова встретились, и на этот раз Анна без колебаний провела языком по зубам Чжи-Гана, а затем засунула его ему в рот, полностью отдавшись этой ласке. Вскоре ей пришлось сесть, потому что так было удобнее заниматься тем, чем она занималась. Ей нравилось сидеть, прижавшись к нему, сидеть, так сказать, вровень с ним. Хотя нет, прижавшись к нему плотнее, она оказалась немного выше его.
Некоторое время Чжи-Ган позволял делать все, что хотелось Анне. Ему, похоже, нравилось поддразнивать ее своим языком. Потом он стал действовать более активно. Анна почувствовала, что свободной рукой он начал расстегивать застежки, находившиеся на ее плече и шее. Первой он расстегнул самую верхнюю застежку на воротнике платья. Потом его руки заскользили вниз по тугому шелку. Она и не думала, что ткань платья настолько сильно стягивала ее грудь. Она хотела поскорее освободиться от этого тесного платья и вдохнуть полной грудью. Ей не терпелось узнать, сможет ли он сделать так, чтобы ее грудь трепетала от возбуждения.
