— Моя мама любила танцевать. Это был ее любимый танец, и она кружила меня по всему дому.
Улыбка искреннего удивления появилась на лице Элли, и он подумал, что это одна из тех черт, которые нравятся ему в ней больше всего. Она любит жизнь во всех ее проявлениях.
— Ты умеешь танцевать свинг?
— Немного, — признался он. — Но никому не говори, ладно?
Она хмыкнула.
— Клянусь, что буду молчать.
Его большой палец покоился на спинке рядом с ее шеей, где свисал локон, выбившийся из хвостика. Блю погладил ее кожу легко, задумчиво. Ее реакция поразила его. Она опустила глаза, ее подбородок и уши слегка порозовели, а соски под тонкой футболкой едва заметно напряглись. Это воспламенило его.
— А, Элли, черт побери!
Быстрым жестом он нажал на тормоз, обхватил ее за шею и поцеловал так, что она не успела возразить.
Но все-таки попыталась. Он услышал слабый, тихий вскрик и заглушил его поцелуем. Тридцать шесть часов непрестанных мыслей о том, как прикоснуться к ней, ударили ему в голову, обожгли губы, шею и бедра, когда их языки сплелись. За долю секунды они вернулись в тот волшебный мир, что возник при их первом поцелуе, в их собственный мир, который Блю не узнал, но захотел в нем остаться. И Элли не была застенчива. Она открыла рот и целовала его с той же глубокой страстью, которую испытывал он сам. Тяжело дыша, он поднял голову.
— Если ты действительно думаешь, что мы можем выбраться из этого, не разделив постель, то ты не та женщина, за которую я тебя принимаю.
Она закрыла глаза, но это не помогло.
— Не знаю что и ответить.
— Не говори ничего. Может, тебе просто надо довериться мне.
Она улыбнулась мягко, но печально.
— Если я так сделаю, то стану не той, за кого себя принимаю.
— Сдаюсь.
Он отпустил ее. Снова положил руки на руль. Он чувствовал ее всем телом, на губах, и в животе, и по всему позвоночнику. Боже, он и забыл, что это значит — так сильно хотеть кого-то.
— Элли, — начал он и замолчал, — Я не такой, как они говорят.
— Они меня не волнуют, Блю.
— Тогда что?
Она смотрела прямо перед собой. Покачала головой. Потом пожала плечами. Он не стал настаивать.
Роузмэри случайно видела в окно, как Блю поцеловал Элли в кабине своей машины. Как раз посередине жалюзи сверкал солнечный зайчик, и поэтому она наблюдала как бы отдельные эпизоды картины. Разговор, потом это резкое, неожиданное движение и поцелуй — Господи помилуй! — поцелуй, от которого сводит ноги.
За ее спиной Конни тихо проговорила:
— Похоже, они готовы съесть друг друга.
— Что? — подскочила Алиша, выглянула и выругалась. — Я его убью, если он будет плохо с ней обращаться.
Конни протяжно произнесла:
— Ой, я уверена, что он будет очень хорошо с ней обращаться. Ты не услышишь от нее жалоб.
— Конни, не все сводится к сексу, — раздраженно ответила Алиша. — Я говорю о том, что он разобьет ей сердце. Я уже предупреждала его один раз. И ее тоже, раз уж на то пошло.
— Не все сводится к сексу, — согласилась Конни, серьезно поджав рот и продолжая смотреть в окно. — Но к этому сводится все поведение Блю Рейнарда.
Роузмэри встретилась взглядом с Алишей и впервые увидела в ней не молодую и стройную захватчицу, а женщину в своем праве, со своими собственными планами и взглядами на жизнь.
— Он мне нравится, — спокойно сказала Алиша. — Я просто не считаю его таким уж подарком.
— Ты права, — отозвалась Роузмэри и легко прикоснулась к ее руке. — Но что ты можешь сделать, чтобы остановить несущийся поезд? А этот явно сошел с рельс. Нам придется только ожидать крушения, чтобы потом собирать обломки.
* * *
Элл и повела Эйприл на короткую прогулку к реке, надеясь встретить миссис Лейсер. Но послеполуденное солнце было еще горячим, угнетающим. Даже вода в реке казалась какой-то густой, и, конечно, никого вокруг не было. Элли позволила собаке немного побегать в траве, а сама стояла, прихлопывая комаров и мошек на потной коже и думая о Бинкле.
Там, в кафе, ей было странно разговаривать с живым, во плоти, человеком, так постаревшим по сравнению со своими школьными фотографиями. В его темных волосах, больших глазах и чересчур полных губах она видела отражение собственных черт Его волосы были подстрижены довольно коротко, и невозможно было понять, вьются ли они, но цвет явно повторял черный цвет ее кудрей.
Эйприл шлепала по воде. Элли облокотилась о дерево и уставилась на мохнатые лапы ели, блестевшие на солнце от влажного воздуха. Когда она впервые увидела фотографии в ежегоднике, то не могла себе представить, чтобы ее взбалмошная мать нашла что-то привлекательное в Бинкле. И все же сегодня, заметив, что при всем его богатстве он легок в общении и проявляет интерес к людям, который кажется искренним, Элли изменила свое мнение. Если он в юности обладал хоть половиной такой уверенности в себе, то наверняка казался привлекательным и мог нравиться.
И по правде говоря, ее набор возможных отцов был совсем невелик Может, сегодня вечером удастся выяснить больше. Вполне вероятно, что Диана влюбилась в кого-то, кто не хотел сниматься или в этот день работал. Да что угодно. И все же Бинкл представлялся наиболее вероятной кандидатурой, и она ощущала странную смесь надежды и тревоги. "Займись делом, Коннор", — приказала она себе. И не двинулась с места. Взглянув через плечо, увидела крышу большого дома и представила себе Блю с руками, обсыпанными мукой, пока он жарит куски курицы для сегодняшнего ужина. Она вспомнила о его просьбе.
Перед тем как высадить Элли, он взял ее за руку. "Сделай мне одолжение", — медленно проговорил он. "Какое?" — "Когда войдешь в дом, не начинай думать обо мне, или о нас, или о чем-то еще, ладно? — Он был серьезен. — Пусть все будет как будет".
Элли тогда кивнула, но как может женщина выбросить такое из головы? Как может хоть кто-то выбросить из головы Блю Рейнарда? Когда он потянулся через сиденье, то приоткрыл рот, и она увидела край его передних зубов и розоватую тень языка, а потом вдруг этот язык оказался у нее во рту, и его волосы касались ее лица, а его палец запутался у нее в кудрях — и все причины, по которым она не должна была его целовать, просто исчезли. Ух!
Целых три дня ее нервы были напряжены до предела и реагировали на все — на каплю воды, упавшую на запястье, на прикосновение травы к босой ступне. Ее сны были горячими и тяжелыми, полными видений сплетенных тел и слившихся губ.
"Прекрати!"
Жара все-таки заставила ее посвистеть Эйприл, и они лениво направились назад по тропинке. Стояла почти гнетущая тишина. Птицы не шевелились на деревьях и не пели. Не колыхалась листва. Даже насекомые затихли.
