Я слишком нервничала для того, чтобы вести себя вежливо.
— Я не ради чертова вида сошла с поезда в шотландский туман! Кроме того, после четырех месяцев работы в Эдинбурге моя кровь уже не стынет в жилах от перспективы попадания под эдинбургский дождь.
— Пойдем в машину.
Когда мы уже сидели в автомобиле, он спросил, глядя на лобовое стекло:
— Ты сошла, чтобы поговорить со мной?
— Это во-первых.
— А затем с Катрионой? А потом, полагаю, с Робертом Россом?
Я рассматривала его профиль. Сдержанность Чарли была сравнима со сдержанностью Катрионы. Очень, очень большое сходство.
— Примерно так.
— Ясно. — Он больше ничего не сказал, пока мы не оказались на вершине горы.
Чарльз припарковал автомобиль на плато, довольно поспешно вышел из него и открыл мне дверцу:
— Полагаю, ты предпочтешь прогуляться, поскольку дождь еще не начался. Тебе довелось насладиться видом отсюда в дневное время?
— Я была здесь только тем вечером, когда ты привез меня сюда.
— Жаль. Дневной вид стоит того, чтобы на него посмотреть. Было бы замечательно, если бы туман рассеялся.
Но туман и не собирался рассеиваться. Наверху он был гораздо плотнее. Туман вился вокруг нас и между нами, пока мы стояли рядом на расстоянии фута друг от друга. Он превращал колонны древнего недостроенного мемориала в призрачные пальцы, указывающие вверх на неразличимое небо. Шум машин внизу был настолько же приглушен, насколько город скрыт из виду.
— Если бы я впервые была здесь, я бы точно не догадалась, что город там.
— Верно подмечено.
Я остановилась:
— Чарльз, это невозможно.
Он тоже остановился и развернулся, но остался стоять на месте:
— Тебе холодно?
На его волосах и бровях поблескивала влага, отчего глаза казались еще более зелеными. Его воротник и галстук выглядели такими же обмякшими, какими, судя по ощущениям, были мои волосы. Будучи распущенными, они все время тяжелыми прядями падали мне на лицо. Я в очередной раз откинула их назад, уже находясь на грани отчаяния. Я все еще знала, что хочу сказать, но, учитывая его настрой, легче и продуктивнее оказался бы разговор с одной из тех еле различимых колонн. С каждой проходящей секундой казалось все более невероятным, что Чарльз меня так целовал. Но он меня целовал, поэтому мне необходимо было с чего-то начать.
— Дело не в погоде. А в тебе. Поцеловав, ты сказал, что любишь меня. Ты действительно любишь?
На мгновение он устремил взгляд на кончик своего носа, как это делала Катриона, когда сталкивалась с проявлением плохих манер.
— Да. Хотя меня не слишком удивляет, что ты теперь сомневаешься в правдивости моих слов.
— Я не сомневаюсь. — С таким же успехом я могла обратиться к одной из колонн. — Дело вот в чем, — начала я снова, окончательно отчаявшись. — После того как ты сказал это и испарился, я решила, что ты не лжешь, и… я… ну… меня осенило, что я, наверное, создала у тебя неверное впечатление, и я не могла просто уехать…
— Ничего ты у меня не создала!
Это заставило меня моргнуть.
— Нет?
— Конечно нет!
— Чарльз, ты уверен?
— Естественно, уверен! — Он казался непреклонным. — Аликс, я люблю тебя и хочу на тебе жениться. По это, хотя и подействовало ужасным образом на мой самоконтроль, мозги мне не размягчило. И я прекрасно понимаю, почему у тебя не было альтернативы, кроме как сойти с поезда и настоять на разговоре. Эта беседа не предназначена для запруженного народом вокзала или какого-нибудь ресторана. Но ты хочешь расставить все точки над «i» между нами, прежде чем встретишься с Катрионой либо сегодня, либо в субботу. Верно?
— Ну… да, хотя я по-прежнему думаю, что ты не понимаешь…
— Прости за эти слова, Аликс, но не говори чепухи! — Он снова повел речь не о том. — Забыла, что я прочувствовал твой отказ на собственной шкуре? Считаешь, я позволил бы кому-то, кого ты подозреваешь в неверном представлении о природе твоих поступков, пребывать в плену этого впечатления дольше одной секунды? Думаешь, я не заметил твою нехарактерную для такого момента пассивность, пока держал тебя в объятиях? И я не понимаю, почему ты решила, что я поверю, будто не привлекаю тебя больше. И следовательно, так как расстояния сегодня измеряются деньгами, начал тебе надоедать? Я говорю «могла», — резко прикрикнул Чарльз, когда я попыталась встрять, — по простой причине. Я прекрасно знаю, почему ты позволила себя так поцеловать. Я не оставил тебе выбора — и это, должен признаться, теперь приводит меня в ужас! Никогда в жизни до сегодняшнего дня я не прибегал и не хотел прибегнуть к физической силе, чтобы поцеловать женщину. Думал, я лучше владею собой. Признаюсь, потерять самоконтроль меня заставила мысль о том, что я тебя теряю. Но это не оправдание моим примитивным инстинктам. — Он заметно ощетинился, когда я улыбнулась. — Если это тебя забавляет, могу только сожалеть, что не вижу ничего смешного.
— Боже, дай мне сил! — Я подошла ближе и положила ладони ему на грудь. — Это хуже, чем невозможно! Даже если бы твои деньги не исключали возможность нашего брака, нам все равно нельзя было пожениться! Взаимопонимание между нами просто отсутствует!
Он накрыл мои ладони своими и словно попытался протолкнуть все четыре сквозь свою грудь.
— Существует возможность нашего брака? — Его голос казался таким же ошарашенным, как и его вид.
— Нет! И так как ни одного из нас не привлекает идея гражданского брака, наверное, мне лучше было остаться в поезде, хотя ты любишь меня, а я тебя… безумно. Поэтому я не могла уехать и оставить тебя, такого несчастного, чтобы ты переживал все по второму разу. Я помню, какой это ад. И даже если ты хотел на мне жениться с досады, подобные отношения способны оставить новые шрамы, а не только разбередить старые. Я должна была объяснить тебе… я убегаю не потому, что не люблю тебя. А потому, что люблю. Но что произошло? Каждый раз, когда я открывала рот, ты вываливал на меня свои следствия и выводы! Ты держал меня в своих объятиях, но понял ли ты, что я наслаждалась этим? О нет! Ты решил, я вынуждена покориться под твоим натиском! Беззащитная жертва твоей примитивной страсти! Милый, мои каблуки очень твердые. Если бы я хотела воспротивиться и ничего бы не помогло, у тебя сейчас были бы серьезные синяки на голенях. Понял?
— Аликс, я в приятной, но совершенной растерянности…
— Надеюсь, это поможет мне объяснить… — Я поцеловала его в губы.
Вторая приливная волна оказалась прекраснее первой. Туман превратился в моросящий дождик, а потом в ливень, прежде чем мы заметили, что пошел дождь. Смеясь, мы побежали к машине. Он открыл дверцу переднего пассажирского сиденья и втиснулся следом за мной в салон.
Я отбросила с лица мокрые волосы.
