Она кивает и закрывает глаза, преодолевая страх.
Некоторое время снова ничего не происходит. Я погружаюсь в почти гипнотическое состояние, навеянное тишиной комнаты и тихим потрескиванием огня. И когда я уже ничего не жду, до меня снова доносится его запах — совсем как тогда, в тот раз. Слабый аромат папиной трубки и пропахшей можжевельником шерсти любимого папиного сюртука.
Голос Сони нарушает тяжкую тишину спальни.
— Это Томас Милторп? Отец Лии, Элис и Генри? — Следует короткая пауза, после которой Соня продолжает, понизив голос: — Да, да. Но нельзя шуметь.
Глаза ее распахиваются, в них сияет необычная зоркость. Голубизна их стала ярче, черные границы зрачков — четче и резче. Комнату заполняет пульсирующая энергия — такая сильная, что ее почти слышно. Меня бросает в жар и одновременно переполняет какими-то странными чувствами, я с трудом сдерживаю желание зажать уши, отгородиться от чьего-то незримого присутствия, что хлынуло в комнату из иных просторов.
— Прежде чем Лия станет говорить с тобой, о дух, ты должен сказать ей что-нибудь такое, о чем знает она одна. Доказать, кто ты такой.
Я удивлена этим вопросом и гадаю, зачем Соня задала его и когда же наконец передаст нам ответ моего отца. В ладони, той, что сжимает ладонь Сони, начинается легкое покалывание. Оно постепенно разливается в пальцы, и вот вся моя рука словно охвачена пламенем. А затем я слышу голос, хриплый, доносящийся откуда-то издалека.
— Лия? Лия? Дочка, ты слышишь меня?
Я качаю головой, не веря собственным ушам. Это голос отца, но я не понимаю, каким образом слышу его, каким образом могу общаться с отцом, просто держа Соню за руку. Я перевожу взгляд на Луизу. Рука ее в моей ладони стала горячей, глаза широко открыты и устремлены на Соню. Она тоже слышит.
Голос, исходящий словно бы отовсюду сразу и ниоткуда конкретно, снова взывает ко мне.
— Лия… слушай. Надо так многое обсудить. — Голос звучит надтреснуто, иногда срывается прямо посреди слова. — Я дам тебе доказательство, которое требует духовидица, но мы должны спешить. Они скоро придут… — Голос его на миг слабеет, удаляется, потом возвращается снова. — Лия… Дочурка… Помнишь, как ты пыталась построить плот? Генри уронил… в реку и… помнишь? Ты тогда была совсем крошкой, но… надеялась, что сможешь догнать его, если… быстро грести. Ты никогда толком не умела… строить. Помнишь, Лия? Но ты пыталась. Трудилась и трудилась, хотя… ясно было, что ничего не выйдет…
Слезы жгут мне веки. Я вспоминаю, как изо всех сил старалась построить плот, чтобы найти игрушечный кораблик Генри. Я не сомневалась, что сумею отыскать его, если поплыву вниз по течению. Элис стояла рядом, снова и снова повторяя, что это невозможно. Думаю, даже бедняжка Генри понимал, что нам никогда не нагнать кораблик, хотя дождей давно не было, так что течение стало тихим и неспешным. Но я, в самом парадном своем передничке, лихорадочно приколачивала куски дерева друг к другу инструментами, которые папины рабочие оставили валяться на берегу, уйдя на обед. Я трудилась истово — хотя совсем неумело. И когда наконец спустила на воду мое жалкое суденышко, оно затонуло раньше, чем я успела хотя бы ногу на него поставить. Мне кажется, я горевала из-за того, что не могу спасти кораблик, сильнее, чем Генри — из-за того, что его потерял.
— Я помню. — Мой голос не громче шепота.
На миг наступает тишина, и я начинаю бояться, что мы утратили хрупкую связь с Иномирьями. Но голос звучит вновь, хотя и стал чуть слабее.
— Хорошо, Лия. Ты должна… найти ключи. Я пытался… Пытался… до конца. Я отыскал… но только два… Ты должна… завершить круг. Я оставил его в… за… Это единственный способ… покончить с пророчеством. Ты… это твоя… раз и навсегда. Но нужны все четыре.
Я слушаю этот прерывающийся, надтреснутый голос, чувствуя, как с каждой секундой он все слабеет и слабеет. Энергия, что наполняла комнату, тоже тускнеет, на несколько мгновений чуть разгорается, но тут же меркнет еще больше.
Соня вступает в разговор. В мире духов она держится куда более властно, чем в обычной жизни.
— Мистер Милторп, мы должны найти список ключей. Вы слабеете… Мы не сумели разобрать ваши слова целиком. Вы можете повторить? Можете еще немного остаться с нами, мистер Милторп?
Мы в тишине ждем ответа, и наконец шепот слышен снова, настойчивей и тревожней, чем прежде.
— Тс-с-с… Он идет. Я… ухожу. Лия… ты должна найти список… они ключи. Слушай… Генри — все, что осталось от завесы. Мы… тебя, дочка. Мы… тебя.
И вот его уже нет. Ощущение присутствия сменяется ощущением пустоты. Комната, прежде казавшаяся совершенно обычной, теперь, лишившись тепла моего отца, словно бы опустела. Голова Сони падает на грудь, точно юная духовидица крепко заснула.
— Соня? Все закончилось. Можешь…
Но я не успеваю договорить фразу до конца. Голова Сони снова вздергивается, голубые глаза распахиваются, глядят прямо на меня, странная вибрация делается еще явственней, чем раньше. И голос, что нарушает тишину комнаты, принадлежит не Соне — но и не моему отцу.
— Опасную игру ты затеяла, госпожа.
Дрожь, точно капля дождя, прокатывается у меня по шее, сзади, и дальше, по всему позвоночнику. Глаза Сони остекленели, и я знаю: со мной говорит не она.
Я сажусь прямее, панически прикидывая наши шансы, однако стараясь выглядеть как можно хладнокровнее.
— Уходи. Тебе здесь не место.
— Ты ошибаешься. Почему ты не позволяешь мне пройти? Зачем тебе искать ключи, когда я могу дать тебе все, что ты пожелаешь? Призови меня, госпожа, и да воцарится Хаос!
Эти глаза завораживают, подчиняют меня себе — глаза Сони, но в то же время и не ее. Ужасно, но в то же время и захватывающе слышать жуткий голос, слетающий с тонких девичьих губ.
— Изыди, дух. Тебя не звали сюда.
Я пытаюсь говорить твердо, однако от присутствия зла, от сознания того, что я оказалась слишком близко к непостижимому, меня бросает в дрожь.
— Покуда ты не откроешь Врата, миру не бывать, — точно заклинание, выводят тысячи тихих, вкрадчивых голосов. — Открой Врата… Открой Врата… Открой…
Я отшатываюсь назад, тем самым разомкнув круг. Луиза выскакивает в центр, хватает Соню за плечи и трясет, трясет… трясет.
— Соня! Соня, очнись! Возвращайся!
Мольбы ее становятся все испуганнее и настойчивее, от тряски слова духов срываются с уст Сони дергано, исковеркано.
— Время пришло… Время воцариться Хаосу.
Тело Сони словно окоченевает, лицо искажается гримасой неприкрытого ужаса и боли. Она ничком валится на ковер. И когда духи отпускают ее, я тоже чувствую освобождение. Я на четвереньках ползу к ней, поднимаю ее голову с пола и кладу к себе на колени.
— О боже мой! О боже мой! — как заведенная твердит Луиза.
Сердце так колотится у меня в груди, что я не сразу могу говорить.
