– Пошли домой, – улыбнулся он. – Степка пусть проветрится, а я пока побуду за него. Уверяю вас, подмены никто не заметит. – Он оторвал Кристину от отца и все так же весело сказал: – Вытри слезы, Кристинка. На этот вечер ты – моя жена, и у тебя нет никакого повода для расстройства!
Он подхватил девушку на руки, покачал, как ребенка, поставил перед собой и даже поцеловал в губы.
– Какой кошмар… – обмерла Галина.
Никто больше ничего не сказал, но у всех в мозгу билось это же самое слово.
Жене совсем не хотелось идти на эту странную свадьбу, но она не могла оставить Галку, которая цеплялась за нее, как за спасательный круг, по-бабьи причитая по дороге к дому:
– Женечка, да что же это… Да как же так получилось… И что же теперь делать…
– Галь, да обойдется все, вот увидишь, – утешала ее Женя. – Попереживает Степка, проветрится, и все пойдет своим чередом. Невеста-то красавица… Глазки умные… Все будет хорошо.
– Твои бы слова да богу в уши… – прошептала Галина и даже три раза перекрестилась.
Слезы невесты на русских свадьбах – дело святое и традиционное, так что гости совершенно не удивились зареванному лицу Кристины. А чтобы никто не задавал лишних вопросов, Владимир Николаев сразу объявил, что от избытка чувств с Валентиной Константиновной сделался сильнейший сердечный приступ и ее пришлось срочно госпитализировать. Она велела всем праздновать без нее. А Дмитрий, брат жениха, сам вызвался ее сопровождать, потому что бедной женщине нужна была поддержка. Гостей, которым уже не терпелось побыстрей выпить и закусить, такое объяснение вполне устроило, и свадьба покатилась своим чередом. И только посвященные удивлялись тому, с какой ненаигранной страстью целует чужую жену Дмитрий Николаев.
Женя, как всегда в гостях, ждала момента, когда можно будет тихонечко уйти. Она понимала, что на долю Николаевых сегодня уже вряд ли выпадут еще какие-нибудь неприятности. Даже если не вовремя вернется Степан, гости примут его за Дмитрия, а про Валентину вряд ли кто вообще вспомнит, поскольку со стороны невесты почти не было гостей. Даже захмелевшая Галка, казалось, уже не очень понимала, какой сын у нее сегодня женится. Она называла жениха то Митькой, то Степкой, а все смеялись тому, что свадебный алкоголь сделал с матерью: она даже родных детей путает.
Во время суеты с очередной переменой блюд Женя все-таки ушла. Она цокала каблучками по асфальту старого двора и думала о Саше. Кого угодно она могла представить его женой, только не Вальку-Который Час. Как же это получилось? Где они встретились? И вообще, почему именно Валька?!! А Кристина, значит, его дочь… Надо же: дочь Саши Ермоленко училась в одном классе с ее Игорем. Интересно, почему на свадьбе не было их одноклассников? Впрочем, какое ей до этого дело! Ей было бы дело, если бы сын вместо Татьяны влюбился в Кристину. Хорошо, что он не влюбился! Это было бы уж слишком! И без того достаточно мрачных совпадений!
В арке на выходе из двора ее окликнул женский голос, гулко прокатившийся по подворотне:
– Женя! Подожди!
Она обернулась. Ее догоняла Люда Никольская, красивая и уверенная в себе, как всегда.
– Нам надо поговорить, – сказала Люда.
– Не надо! – отрезала Женя. – У меня ничего с ним нет, так что можешь успокоиться.
– Я не про Ермоленко…
– А про что?
– Пойдем, – Никольская взяла Женю под руку и повела ее из прохода на улицу, – а то тут кошками несет и вообще всякой дрянью.
Когда они вышли из арки, Женя резко остановилась и спросила:
– Чего тебе надо, Людмила?
– Понимаешь, Сергей… он…
– Сергей? Что с ним? – выдохнула Женя и схватилась за сердце, которое неожиданно кольнуло первый раз в жизни.
– Да не то… – скривилась Никольская. – Твой муж жив и здоров, только…
– Что «только»?
– Только так получилось, что он со мной живет, понимаешь…
– С тобо-о-ой? – удивилась Женя и в изнеможении прислонилась к стене дома. – Ерунда какая-то… Прямо водевиль… Фарс…
– Жень… ну прости! Я не знала, что он твой муж. Вернее, сначала не знала, а потом уже поздно было…
– Чего же он врал, что ты медсестра? – усмехнулась Женя, уже почти справившись с потрясением.
– Не врал. Я действительно медсестра. Юрик Филиппов меня устроил. Во второй хирургии вакансии не было, так он в первую…
– Людка! Что ты несешь?! Какая хирургия? Какая медсестра? Мне же говорили, что ты в Герценовском училась!
– Слушай, Жень, давай пройдемся, а? Еще не очень поздно и светло…Поговорим, как нормальные люди, как бывшие подруги!
– Тоже нашлась подруга… – пробубнила Женя, но не пошла по направлению к дому, а повернула к Привокзальной площади. Люда поспешила за ней. В полном молчании они дошли до той скамейки, у которой тогда, в детстве, назначили встречу.
Женя села и показала рукой на кусты волчьих ягод, покрытых кистями нежных розовых цветов:
– Вон под тем стволом я закопала «секрет», когда мы разошлись от Ермоленко с обрезками открытки. Что ты написала на ней, Люда?
Никольская улыбнулась и ответила:
– Написала, что, скорее всего, на встречу никто не придет.
– Представь, приходили! – с ноткой превосходства сказала Женя. Наконец-то она знала что-то такое, чего не знала Людмила.
– И кто же?
– Саша и Николаевы.
– Ну что ж! Значит, я ошиблась. Немудрено. Мы были детьми.
– Не ты одна ошибалась… – бросила ей Женя, вспомнив все, что сегодня происходило на свадьбе, и заодно свою порушенную семейную жизнь.
– Но я, Женька, ошибалась без счета, – с надрывом сказала Никольская. – Понимаешь, я всегда любила Ермоленко, но поняла это далеко не сразу. Мне казалось, что впереди такая необыкновенная жизнь, а я так красива, что у меня еще будут тысячи молодых людей гораздо лучше Саши. Я и в педагогическом не доучилась, потому что влюбилась в одного негодяя…потом в следующего, после еще в одного… А потом у меня умер ребенок. Сначала вроде бы обычная простуда была, а затем откуда-то взялся отек легких… Олечкой звали… Ей всего четыре годика было… Не спасли… А тому, кто являлся отцом, было до фонаря…
Женя, сочувствуя, положила ладонь на руку Никольской.
– И я осталась совершенно одна, – продолжала та. – Ни семьи, ни ребенка, ни образования. В память об Олечке я и пошла в медучилище. С сопливыми девчонками за партами сидела, но мне было все равно… А одиночество ело душу, как ржа. И тогда я вспомнила Сашу. Его ведь одного любила и предала. Взяла да и заявилась к нему, а он… пожалел меня… Понимаешь, не любил уже, но не оттолкнул. И я прикипела к нему так, что хоть умирай. Он из Питера обратно в Колпино от меня сбежал, а я нашла его. Чтобы во всем от него не зависеть, бросилась в ножки Филиппову, чтобы на работу устроил. Он тоже пожалел, сунул меня в первую хирургию. А когда я тебя у Сашки увидела, думала, все: изведу, отравлю… порчу нашлю… в общем, как-нибудь уничтожу! Ты прости… От неустроенности все это, от одиночества… А потом я Сергея твоего заметила в больнице. Он так яростно курил на лестнице, будто потерял всю семью в какой-нибудь катастрофе. Я сначала просто пожалела его, а потом… Женька, прости, но когда я полюбила твоего мужа, не знала, чей он муж. Вскоре, конечно, тебя с ним в больнице увидела. Сергей, когда выписывался, сказал мне: «Прощай», – а через какое-то время вдруг сам пришел, нашел меня как-то… В общем, я не знаю, как мне быть, Женька!!! Все у нас так перепуталось, хоть кричи!
