— Буду иметь в виду, — ответил я, — но надеюсь, мы простоим здесь недолго. На этом этапе я дам вам прочитать несколько документов.
— Я подготовился.
Он достал из бардачка массивный фонарь и маленькую лупу из кармана.
— Я дам вам их прочитать на определенных условиях, — сказал я.
— Каких? — Его губы плотно сомкнулись над зубами.
— Только один раз, не делая никаких записей.
Скурлети немного подумал.
— Это не совсем приемлемо. Мне надо внимательно осмотреть хотя бы один документ.
— Зачем?
— Правильно я понимаю, что эти документы написаны полковником Арбилем собственноручно?
— Да.
— Хорошо. Моих доверителей интересуют только оригиналы. Поэтому я должен убедиться, что это не подделка. — Он протестующе поднял руку. — Это не значит, что я вам не доверяю, господин Маас. Вы представляетесь мне весьма разумным человеком. Но в конце концов, вы всего лишь посредник. Мы оба должны защищать интересы своих доверителей, так?
— Логично.
— У меня здесь, — он похлопал себя по груди, — образец почерка полковника Арбиля. Мне необходимо, и я на этом настаиваю, сравнить образец с этим документом.
Я притворился, будто обдумываю, а потом кивнул:
— Разумно.
Он просиял:
— Видите! Наши переговоры продвигаются.
— Потому что я иду на уступки. Дальше так продолжаться не будет.
Его зубы по-прежнему блестели.
— Вы очень интересный молодой человек, господин Маас. Очень интересный. Приятно с вами работать.
— Очень любезно с вашей стороны. Но надеюсь, мы понимаем друг друга. Я разрешаю вам сравнить документ с образцом, который у вас есть. Затем один раз прочитать. Не делая пометок. Сразу же, как только прочтете, вы мне его возвращаете.
— Согласен.
Я дал ему конверт и стал смотреть, как он работает. Скурлети достал из бумажника крокодиловой кожи образец, положил его на сиденье рядом с собой и включил фонарик.
По-видимому, у него хранилось письмо, написанное на бланке гостиницы, хотя я не мог различить название. Зеленые чернила были те же самые. Он достал папку из конверта, взглянул на надпись на обложке, затем аккуратно раскрыл ее и положил образец рядом с первой страницей. Фонарь, который Скурлети пристроил на кромку переднего сиденья, когда он наклонился, скатился вниз.
— Давайте, я подержу вам свет, — предложил я.
— Премного благодарен.
Он передал мне фонарь, и я направил луч на документ, опершись рукой на спинку пассажирского сиденья. Скурлети вооружился лупой и приступил к работе. С минуту или две в машине царила мертвая тишина. Первая страница, похоже, его удовлетворила. Просмотрев остальные, он заговорил:
— Замечательно. Просто замечательно. Должен вам сказать, мистер Маас, что подделать почерк на арабском гораздо труднее, чем на европейских языках. Как учил нас Ханс Шнайкерт,[7] старый графологический метод сравнения не очень надежен, но с арабским шрифтом в нем совершенно нет необходимости. Здесь каждый символ как персональная роспись. Я рад сообщить вам, что бумаги, несомненно, написаны рукой полковника Арбиля.
— Ну, если на этот счет вы удовлетворены, тогда, наверное, пора переходить к следующей стадии.
Я отвел фонарь, чтобы подчеркнуть смысл сказанного.
— Да, конечно.
Он положил образец и лупу обратно в карман, собрал бумаги и углубился в чтение.
Я решил не давать ему больше двух минут на страницу, но Скурлети и не пытался тянуть время. За пять минут он прочел все до конца, сложил бумаги в папку и закрыл ее.
Еще примерно минуту он молчал, раздумывая.
Наконец я сказал:
— Ну так что же, господин Скурлети?
Он обернулся ко мне:
— Вы знаете содержимое этих бумаг, господин Маас?
— Нет. Я, конечно, знаю, что это страницы, взятые наугад из различных отчетов, написанных полковником Арбилем. Я также знаю в общих чертах, о чем идет речь. Однако это все. Я не читаю по-арабски.
— Документы переводились?
— Насколько мне известно, нет.
— А фотографировались?
— Думаю, нет. Как вы и сами знаете, отчеты писались полковником Арбилем для передачи иракскому правительству. Они не попали по назначению. Со дня смерти полковника Арбиля они были в руках мисс Бернарди. Ей приходилось прятаться. Уверяю вас, у нее не было возможности сфотографировать документы.
— Филип Санже мог их сфотографировать.
— Филип Санже не знает об их существовании.
— Она ему не сказала? — Похоже, Скурлети не мог в это поверить.
Я ухмыльнулся:
— В таком случае вы бы разговаривали сейчас с ним, а не со мной. Мисс Бернарди опасалась, что услуги Санже окажутся слишком дороги. Она его знает и не доверяет ему.
— А, понимаю. — Скурлети ущипнул себя за бровь. — Что ж, господин Маас, думаю, имеет смысл продолжить наши переговоры.
— Да?
Он вернул папку в конверт и передал его мне:
— Возвращаю вам документы, как договаривались.
— Спасибо.
— Многие люди стараются приуменьшить ценность того, что хотят приобрести. Мы в «Трансмонде» не прибегаем к таким старомодным методам. Эти документы — разумеется, в полном объеме — представляют для моих доверителей существенный интерес, и они готовы заплатить за них значительную сумму. Остается только выяснить, какова ваша цена.
— Я сказал вам по телефону.
— Да, сказали, однако мои доверители считают, что упомянутая вами сумма слишком велика.
— Ну, тогда, боюсь…
Его рука протестующе поднялась вверх.
— Прошу вас, погодите. Давайте обсудим. Во-первых, вопрос о других заинтересованных сторонах, которых вы упоминали. Очевидно, первым пунктом тут стоит иракское правительство.
— Очевидно.
— Оно не заплатит и половины от того, что вы запрашиваете.
— Думаю, вы ошибаетесь. Я почти уверен, что оно заплатит даже больше. Если бы это зависело только от меня, я бы подождал. Но мисс Бернарди — другое дело. Она устала от неопределенности. Она бы хотела получить деньги и выйти из игры как можно скорее. Однако она не настолько устала, чтобы согласиться на любые условия. Если вы не заплатите и если не заплатят иракцы, возможно, документы заинтересуют турок.
Скурлети хмыкнул, и я понял, что совершил ошибку.
