– Все это как-то мало похоже на правду, – сказал я. – Как это может русский генерал завести себе любовницу-военнослужащую, в форме, и держать ее в блиндаже на линии фронта?
– Я сопровождала его на линии фронта. Он всюду брал меня с собой, не отпускал от себя. На мне была форма радиста, но на самом деле я была только его любовницей. Он был в блиндаже радистов, когда вы атаковали, и во всем этом хаосе я просто отстала от него.
– Он бросил вас?
– Да.
Я стоял, глядя на нее. Иконы на стене отливали багровым светом заходящего солнца. Ее рыжие волосы были распущены и перепачканы копотью.
– Пожалуйста, – прошептала она. – Вы хороший человек.
– Я отнюдь не хороший человек.
– Нет, хороший. Вы спасли меня из горящего танка.
– Потому что мне приказал мой командир.
– Вы бы спасли меня в любом случае.
– Нет.
– Да, я верю, что вы сделали бы это.
Где-то вдали раздался взрыв, от которого она вздрогнула.
– Пожалуйста, – попросила она. – Здесь меня будут пытать. Они будут издеваться надо мной. И я ничего не смогу рассказать им, потому что ничего не знаю. В конце концов они убьют меня, но умирать я буду много дней подряд.
Я посмотрел ей прямо в глаза. Она дрожала всем телом, но в ее расширенных зрачках пылали энергия и надежда.
– И все, что было, потеряет смысл, – прошептала она. – Все это будет бессмысленно. Все, что сделали вы, и все, что сделала я, – все это будет бесцельно. Поэтому я и прошу вас сделать так, чтобы это обрело смысл. Хоть какой-нибудь.
Я раскурил сигарету и дал ей. Она затянулась, держа ее дрожащими пальцами, но в глаза мне уже больше не смотрела. Она сказала все, что могла сказать, и решать теперь предстояло мне.
Неужели это правда, что все происшедшее с нами было напрасно? Вся эта стрельба, сожженные тела и машины, все эти жертвы? Мой отец, мать и сестра, навсегда оставшиеся лежать под развалинами в Мюнхене? Большой, неуклюжий Курт и Вильф, летчики и башенные стрелки, все механики-водители, заряжающие и солдаты. Неужели и вправду все, что сделано, было сделано зря?
Невозможно, чтобы это все пропало впустую, решил я. Совершенно невозможно.
В строении имелась дверь, ведущая в сад, где сейчас заснеженные деревья стояли под свинцовым небом. Я открыл эту дверь и сказал ей, чтобы она встала среди деревьев.
Она кивнула и погладила меня рукой по щеке, по-прежнему не глядя на меня.
Миновав дверь, она медленно вышла в сад. Она встала лицом к первому же стоявшему у нее на пути дереву, и я выстрелил в нее из МП-40. Две пули в затылок, это оказалось совсем несложно сделать. Тело ее рухнуло прямо в снег, распластавшись у корней деревьев. Здесь она нашла свою смерть, здесь будет и ее могила.
Мне хватило всего нескольких секунд, чтобы придумать себе оправдание.
В комнату ворвался Хелман в сопровождении офицера со знаками различия разведывательной службы.
– Что случилось, кто стрелял? – набросился на меня Хелман. – И где моя пленница, Фауст, черт тебя подери?
– Она попыталась бежать, герр полковник. Она сказала, что здесь в лесах есть партизаны, что они спасут ее и переправят к русским через линию фронта. Она сказала, что теперь у нее есть информация о наших силах в этом районе, к тому же она запомнила наши позиции. Она попыталась сбежать через сад. Поэтому мне пришлось застрелить ее.
Хелман яростно выругался. Он ткнул меня в грудь своей затянутой в перчатку рукой, обозвал проклятым безмозглым дураком и вырвал у меня из руки свой МП-40. Офицер разведки вышел в сад и осмотрел тело нашей бывшей пленницы, снег вокруг которого уже окрасился красным. Вернувшись в избу, он несколько мгновений, не говоря ни слова, рассматривал меня, пока у меня не пересохло в горле. Затем пожал плечами и отвернулся.
– Да, господа, это потерянная возможность, что весьма прискорбно. Но такие вещи случаются. Во всяком случае, нам надо отсюда уходить. Здесь больше не безопасно. – С этими словами он выглянул в сад. – Вокруг нас вполне могут быть партизаны.
* * *
Выйдя на дорогу, по которой мы сюда приехали, я стоял вместе с Хелманом, глядя на то, как штабисты дивизии сжигают документы, а часть из них грузят в машины и грузовики. Все транспортные средства двигались или были готовы двинуться на запад.
– Здесь в самом деле больше не безопасно, герр полковник? – спросил я. – Что это значит?
– Русские переправились по мосту в том месте, где мы обороняли переправу, – сказал Хелман без всякого выражения чувств, просто констатируя факт.
– Они переправились через реку? – не веря своим ушам, переспросил я. – Но ведь мост был взорван. И мы видели это.
Хелман рассмеялся своим крайне неприятным смехом.
– После нашего отъезда авиация русских разбомбила наши силы на западном берегу. У нас не было там зениток, а самолеты люфтваффе так и не появились. Затем русские около часа обрабатывали западный берег «катюшами» и сожгли там все. Все наши танки, всю артиллерию, все это они разбомбили и сожгли. Сейчас русские наводят понтоны, чтобы проложить через реку новый мост там, где был старый. Теперь они будут концентрировать свои бронетанковые силы на нашей стороне, а потом пойдут на прорыв. Они уже теперь двигаются по равнине. – Он снова усмехнулся все тем же смехом. – Этот русский генерал, должно быть, настоящая свинья. Он гонит своих людей на смерть, а они только этого и просят.
Хелман повесил на плечо свой МП-40. Я заметил, что он нашел где-то возможность начистить свои сапоги, которые снова блестели как зеркало.
– Сейчас я буду снова формировать свой батальон, – сказал он, – из новых танков и с новыми экипажами. Есть еще одна река, в 20 километрах к западу, и укрепления на ней куда более значительны, чем на предыдущей. Уж там-то мы точно остановим русских. На этот раз в этом нет никакого сомнения. И мы там прославимся, я тебе это точно говорю.
– Так точно, герр полковник.
– Но, черт тебя побери, Фауст, я-то думал, ты малый не промах, но ты показал себя наивным простаком. Если бы ты как следует охранял нашу пленницу, из всей этой дурацкой ситуации можно было бы извлечь хоть что-то полезное для себя. Ты спас ее от пожара в танке и всегда прикрывал ее, но все это оказалось бесполезным.
Хелман достал из заднего кармана свою фляжку.
– Так давай выпьем хоть за какой-нибудь чертов успех. – Глотнув из фляжки, он вытер губы и протянул ее мне. – Но что сделано, то сделано. Теперь давай найдем какое-нибудь авто и уберемся отсюда. Танки, вперед!
