Джулиан одарил старую ведьму очаровательной улыбкой и обнял ее.
— Мадам Золта Коровенскова, позвольте мне представить вас мисс Кэтрин Долл, удивительной балерине, о которой я столько вам рассказывал. Она была причиной тому, что я уезжал без вашего разрешения.
Она бросила на меня пытливый заинтересованный взгляд.
— Вы тоже приехали откуда-то ниоткуда? — резко спросила она. — У вас вид такой же, как у этого черноволосого чертенка. Он очень хороший танцовщик, правда, не настолько, насколько это ему кажется. Могу ли я доверять его мнению о вас?
— Полагаю, мадам, вам достаточно будет посмотреть, как я танцую, чтобы составить собственное мнение.
— Вы умеете танцевать?
— Как я уже сказала, мадам, подождите, и вы сможете судить сами.
— Видите, мадам, — страстно воскликнул Джулиан, — в Кэти есть огонь! Вы бы видели, как она отбрасывает ногу, когда делает фуэте. Она кружится, как вихрь!
— Ха! — презрительно фыркнула она, потом подошла ко мне, обхватила меня за талию и так пристально принялась меня разглядывать, что я залилась краской.
Она ощупала мои руки, торс, даже грудь, потом положила свои костлявые руки мне на шею и прощупала связки. Эти нахальные руки ползали по всему моему телу, а мне хотелось закричать, что я не рабыня, которую продают на рынке. Спасибо еще, что она не запустила руку мне в промежность, как она сделала с Джулианом. Я стояла, не шевелясь, и выдержала весь досмотр, чувствуя все время, что покраснела, как рак. Она подняла на меня глаза и саркастически ухмыльнулась.
Когда она закончила, и мои физические данные были оценены и одобрены, она уставилась мне прямо в глаза, чтобы вытянуть суть. Мне казалось, что она хочет высосать из меня мою юность. Потом она пощупала мои волосы.
— Когда вы собираетесь выйти замуж? — неожиданно выпалила она.
— Лет в тридцать, наверное, а может быть никогда, — неохотно ответила я. — Но почти наверняка я подожду, пока не стану богатой и знаменитой, первой балериной мира.
— Ха! Вы полны иллюзий на свой счет. Из красоток обычно не выходит великих балерин. Красота считает, что не нуждается в таланте, что ей достаточно самой себя, и поэтому скоро умирает. Когда-то я была молода и очень красива. И что вы видите сейчас?
Она была отвратительна. Никогда она не могла быть красивой, иначе осталось бы какое-то подтверждение этому.
Почувствовав, что я не слишком-то ей поверила, она
надменным жестом указала на фотографии на стенах, на столе, на полках. На всех была изображена прелестная юная балерина.
— Это я, — гордо сообщила она.
Я не могла этому поверить. Это были старые фотографии, пожелтевшие от времени, и все же на них она была восхитительна. Она широко улыбнулась, потрепала меня по плечу и сказала:
— Хорошо. Возраст приходит ко всем, и все перед ним равны. С кем вы занимались до Мариши Розенковой?
— С мисс Дениз Дэниэль, — я боялась рассказывать ей о тех годах, когда я танцевала одна и была сама себе учительницей.
— А-а, — грустно выдохнула она. — Я много раз видела Дениз Дэниэль на сцене, она была великолепной танцовщицей, но потом она допустила извечную ошибку — влюбилась. Карьере конец. Теперь она только учит. — Голос ее поднимался и падал, начинал дрожать и опять обретал уверенность. Она произнесла «влюбилась» через «у», и слово прозвучало со смешным иностранным акцентом. — Джулиан, большой знаток, считает, что вы великая танцовщица, но я поверю в это лишь когда увижу, как вы танцуете, и тогда я решу, оправдывает ли красота себя только тем, что существует.
— Она еще раз вздохнула. — Вы пьете?
— Нет.
— Почему у вас такая бледная кожа? Вы что, никогда не бываете на солнце?
— На солнце я быстро обгораю.
— Ага… вы и ваш любовничек боитесь солнца.
— Джулиан мне не любовник! — сказала я сквозь зубы, бросив на Джулиана гневный взгляд, наверняка это он сказал ей такое.
Ничто не укрывалось от этих проницательных глаз-бусинок.
— Джулиан, разве ты не говорил мне, что влюблен в эту девушку?
Он покраснел, опустил глаза и впервые смутился.
— Мадам, мне стыдно признаться, но любовь есть только с моей стороны. Кэти не испытывает ко мне нежных чувств, но рано или поздно я добьюсь этого.
— Отлично, — сказала старая ведьма, по-птичьи кивнув. — Ты сгораешь от страсти, она к тебе холодна, поэтому ты будешь танцевать фантастически! В кассах выстроятся очереди. Я это предчувствую!
Конечно, именно поэтому она меня и взяла, зная, что Джулиана подстегивает неудовлетворенная страсть, а во мне тлеет желание найти кого-то вне сцены. На сцене он был любовником моей мечты: нежным, прекрасным, романтичным. Если бы мы могли танцевать дни и ночи напролет, мы бы перевернули мир. Но когда он был самим собой, болтливым и зачастую развязным, я убегала от него. Каждый вечер ложась спать, я думала о Поле, бродящем в одиночестве по своему саду, и не позволяла себе даже во сне видеть Криса.
Я довольно скоро устроилась в маленькой квартирке в нескольких кварталах от балетной школы. В трехкомнатной квартире со мной жили еще две балерины. Двумя этажами выше в такой же квартире жил с двумя танцовщиками Джулиан. Его соседями были Алексис Тэррел и Майкл Мишель, юноши лет по двадцать, оба, как и Джулиан, исполненные решимости стать лучшими танцовщиками эпохи. Я была поражена, узнав, что мадам Золта считает Алексиса лучшим, Майкла вторым, а Джулиана третьим. Вскоре я поняла, почему она отводит ему третье место — он не выказывал ей должного уважения. Он хотел делать все по-своему, и за это она его наказывала.
Мои соседки отличались, как день и ночь. Иоланда Ланж была наполовину англичанкой, наполовину арабкой и была красива странной экзотической красотой. Она была высокого для балерины роста — пять футов восемь дюймов, как моя мать. У нее были маленькие твердые груди, в основном состоявшие из огромных темных сосков, но она нисколько не стыдилась их размера. Она обожала разгуливать голой по квартире, и я быстро поня-
ла, что и натура у нее была такая же, как ее груди — мелкая, настырная и злобная. Меньше, чем за час она задала мне тысячу вопросов и еще успела рассказать собственную историю. Ее отец был английским дипломатом, женившимся на исполнительнице танца живота. Она везде бывала, все испробовала. Я сразу невзлюбила Иоланду Ланж.
Эйприл Саммерс была из Канзас-сити, Миссури. У нее были мягкие каштановые волосы и сине-зеленые глаза. Мы с ней были одного роста — пять футов, четыре с половиной дюйма. Она была очень застенчивой и говорила чуть ли не шепотом. Когда рядом была шумная громкоголосая Иоланда, Эйприл вообще не было слышно. Иоланда обожала шум; проигрыватель или телевизор были включены постоянно. Эйприл говорила о своей семье с любовью, уважением и гордостью, а Иоланда не скрывала ненависти к родителям, которые отдавали ее в интернаты и оставляли на каникулы одну.
