Книга Девичьи игрушки - Владимир Лещенко

ИНТЕРЛЮДИЯ

Речь Посполитая, Подолия, Остророг, 1653 г.

– Прошения прошу, пан Юрий, там до вас человек…

Маршалок князя Остророжского, Юрий Балицкий, повернулся к гайдуку, нарушившему послеобеденный отдых.

– Что за человек?

– Говорит, от пана Глуховского. Говорит, войско ихнее близко, просят приютить.

– Ну зови, – бросил Балицкий, тяжело поднимаясь.

Минут через пять очам его предстал белобрысый парень, лет под восемнадцать, в не раз чиненной свитке, со значком на груди в виде неуклюжего герба Глуховских (коршун на красном поле). На поясе – сабля с небогатым серебряным набором на рукояти. В глазах – сознание собственной важности.

– Кто будешь? – добродушно спросил Балицкий.

– Пан Данило Меньшик, из Меньшиков. Смоленский повет, – зачем-то уточнил парень. – Состою при пане Яне Подкове, сотнике на службе пана Глуховского.

– Зачем пожаловал, пан Меньшик?

– Сотник Ян Подкова просит разрешения со своими людьми остановиться во владениях ясновельможного князя Остророжского, который в родстве с паном Глуховским состоит. У сотника и письма до его милости князя имеются…

Маршалок задумался.

Смоленский шляхтич (ну шляхтенок) тут, за версты и дни пути от его земель? Оно, конечно, всякое бывает…

– А много ли людей у сотника Подковы?

– Много, – захлопал глазами Меньшик. – Говорю же пану, сотня. Пан Глуховский взял нас на службу, земли свои охранять, а потом в свои здешние владения вызвал.

Верно, были у Глуховских какие-то земли в Литве к под Смоленском – еще за Московский поход жалованные отцом покойного короля Владислава, Сигизмундом III (мир им обоим).

Да и если подумать, верные да храбрые воины, какими шляхта русская всегда была, в нынешнее время ох как нелишни будут.

Людей у Глуховских намного меньше, чем у князя Остророжского, да и те изменить могут.

Уж и на землях князя всякое случалось.

Пана Гонисского его надворные казаки с хохотом забили канчуками. Пана Чертю собственные мужики вздели на вилы. Пана Бусю полюбовница из холопок голодом в погребе заморила. Храбрый и веселый пан Бучак от пули в спину погиб…

Далеко ли до греха?

Но все равно, что-то сомнительно все это.

Тем более что маршалку ошибок делать никак нельзя.

Ведь служит он князьям Остророжским, славнее которых, пожалуй, мало найдется родов в Речи Посполитой.

Еще из рук Ягайло – первого короля объединенных Польши и Великого княжества Литовского – получил их предок, Константин, княжье достоинство.

С тех пор то достоинство лишь росло да умножалось.

И нынешний князь, Стефан, тоже воевал храбро и чести предков не посрамил. Водил в бой «уездные хоругви» с украинских, литовских и белорусских земель, и коронное шляхетское рушение, наемников из Германии и Венгрии, и знаменитых польских гусаров, коих во всем христианском мире сильнее не сыскать.

Только перечень титулов, какие имел в разные годы один из богатейших и влиятельнейших магнатов Великого княжества Литовского и Короны Польской, и то не враз выговоришь… Гетман великий литовский, староста брацлавский, звенигорский и винницкий, воевода земли Волынской и староста рогатинский, каштелян виленский, граф троцкий.

Все может князь Остророжский. Он только в войско коронное дает тысячу конницы и две тысячи пехоты. Да у него самого гайдуков четыре тысячи. И вся шляхта на его землях, хотя и уважаема им, но ведает: захочет сюзерен и нет шляхтича. Выкинут его вон.

И куда пойдет, голый и бездомный?

Королю жаловаться?

Ну так у ясного пана короля и людей, и, правду говоря денег изрядно поменьше, чем у князя Стефана.

А в княжьих вотчинах верный шляхтич мог сполна предаваться рыцарским занятиям – война, охота, пиры, сеймы.

И даже сейчас, когда земли Подолии и Волыни изрядно разорены буйными казаками, жизнь во владениях Остророжского катилась легко и привольно. Самый бедный шляхтич мог всегда иметь кусок хлеба при дворе князя, даже ничего для него не делая, а только составляя его свиту. Щедр князь и добр к людям своим.

Вот и к Юрию Балицкому был добр. Когда на сорок третьем году жизни свалился тот коню под копыта, ссаженный с седла рейтарской пулей, то не бросил его тогда князь – нашел в отступлении (да какое там отступление, настоящее бегство было) время и волю, чтобы приказать выволочь тело почти бездыханного шляхтича. И потом не оставил догнивать в собственном пришедшем в упадок поместье хромого калеку, а оставил у себя на службе – взял в подмаршалки. А после вот и в маршалки пан Юрий вышел.

И достаток да почет обрел, и невесту ему князь сосватал – пригожую да добрую, хоть и небогатую сироту боевого товарища. Вот под старость лет и обрел Балицкий дом и семейное счастье – четверо детей, старшая из которых, Марыся, уже в невесты выходит.

И уж не ему ль, всем князю обязанному, и служить да бдеть, чтобы князь хоть на грош ущерба не потерпел?

Подавно сейчас, когда сам пан Стефан нездоров – старые, еще во Французском походе полученные раны дали о себе знать.

Вышел маршалок навстречу гостям, лишь когда дежурная сотня заняла укрепления и зарядила самопалы.

Лишний раз пан Юрий порадовался, что замковые предместья окружали стены из бревен с земляной подсыпкой, изнутри укрепленные турами. Прежде не было их, но как только началась Хмельниччина, повелел князь по его, Балицкого, совету обнести замок стенами.

С такой защитой от шайки любой отобьется, и даже регулярному войску с налету не взять.

Но все ж, когда на выходящей из лесу дороге появились всадники, пан Балицкий на всякий случай дал команду изготовиться стрелкам на стенах.

Но все произошло, как и должно быть, когда гости являются с мирными намерениями.

Медленной рысью приблизились конники, и скакавший в голове колонны человек в синем кунтуше сделал своим знак остановиться.

– День добрый, – поприветствовал предводитель Балицкого, спешиваясь. – Здрав будь, пан Юрий.

Поклонился, приложив ладонь к сердцу. Хорошо поклонился, ловко.

– Назови и ты себя, твоя милость, – отозвался маршалок, отметив, что незнакомец его по имени назвал.

Не сказать, что пришелец не понравился ему. Скорее, наоборот. Статный, высокий. Судя по быстрым и точным движениям, ловкий рубака. На коне сидит как влитой. Лицом тонок – чувствуется порода, и рука тоже небольшая, хоть и крепкая, – не подлых кровей человек.