— Я и есть рабыня.
Вечером, когда все собрались на палубе, Михран начал свой рассказ:
— Первый порог… — Он отхлебнул эля и продолжил: — Называется Большерот. Некоторые проводники зовут его «Не спи!».
— На таком пути, — жизнерадостно проговорил Оттар, — каждый день что водопад. Трудности, опасности, непростые решения…
Михран помахал пальцем у него перед носом и покачал головой.
— Не трудно, — хмуро предостерег он шкипера. — Очень трудно. Не опасно. Очень опасно. Завтра.
С безопасной твердыни берега Рыжий Оттар и Сольвейг глядели, охваченные ужасом, на первый порог.
У их ног бурлила молочно-белая вода, извиваясь меж грозных камней, и издавала такие звуки, точно великан спешил поскорей проглотить свой завтрак. Волны рассекались утесами на ленты и, минуя каменистую преграду, каким-то непостижимым образом резво возвращались назад.
«У меня кружится голова, — подумала Сольвейг. — Течения в нашем фьорде вовсе не такие яростные, как здешние».
— Почему ты не предупредил нас? — завопил Рыжий Оттар.
— Если бы я предупредил, — крикнул в ответ Михран, — вы бы все напугались.
Нос лодки привязали двойным канатом к могучему дубу. Михран созвал всех и принялся давать распоряжения. Он ткнул пальцем в реку:
— Эта вода. Ужасная! Но тут можно… — Проводник указал на поток, что пузырился и закручивался вихрями у его ног, и уверенно кивнул.
Затем Михран приказал мужчинам раздеться до подштанников, а женщинам — снять шерстяные накидки и остаться в длинных рубахах без рукавов.
— Ты хочешь сказать… — с негодованием проговорила Одиндиса.
— Никаких брошей! — приказал им проводник. — Вода — это вор, все сорвет. Никаких поясов. Никто! Я знавал одного викинга. Его удушило поясом…
Михран выдал всем по сосновому колу, которыми запасся в Киеве.
— Нас двенадцать. Двое стоят у носа, двое по сторонам, двое у кормы. Четверо привязывают и отвязывают канаты. Все понятно? — Заметив, как все напуганы, проводник улыбнулся сияющей улыбкой. — Вы нащупываете дорогу колом, да? И если падаете и не можете держать лодку, то… — Он убедился, что все его внимательно слушают. — Тогда плыть.
Он помахал рукой вверх-вниз, а потом отвел в сторону.
— Плыть, грести к берегу. Никогда, никогда не пытайтесь встать на ноги или держаться прямого пути. Вода вас расплющит, и вы никогда не сможете встать.
— Тогда за дело, — призвал Рыжий Оттар. — Чем быстрее начнем, тем быстрее все закончится. Торстен, ты пойдешь со мной к носу.
— Нет, — возразил Михран, — Торстен останется на берегу. Он знает канаты и узлы.
— Я пойду! — с готовностью откликнулась Сольвейг.
Рыжий Оттар помедлил пару мгновений, а затем решил:
— Хорошо. Ты, Сольвейг.
Стоял ранний июнь, но вода была обжигающе холодна. Она бурлила и пенилась у колен Сольвейг. Девушка поджимала пальцы на ногах и пыталась привыкнуть.
А затем, от скалы к скале, по канату, путники начали медленно тащить корабль по течению. Однажды лодка царапнула о камень, один раз ее развернуло так, что нос указывал на берег, и Бергдис с Эдвином повлекло за нею вслед по глубине, пока они беспомощно болтали ногами.
Передышек не было. Лишь когда тени стали длиннее, команда Рыжего Оттара прошла первый порог. Они вдруг поняли, что руки их истерты до мозолей, а ноги изранены камнями.
— Эдвин, ты дрожишь, — заметила Сольвейг.
— Словно новорожденный агнец, — отозвался он.
— Эль! — вскричал Михран. — Еда! Завтра нас ждут сначала Остров, а потом Звенящий!
Сольвейг спала беспокойно, и всю ночь в ушах ее звучало шипение волн. Речные голоса шептали и плескались, пели и всхлипывали.
Как только они добрались до второго порога, Сольвейг поняла, как он получил свое название.
В самой середине реки приветливо манил цветами зеленый островок, но по сторонам от него темными потоками бурлила вода.
«Я не умею бегать так быстро, — подумала Сольвейг. — И никто бы не сумел. Даже Тьяльфи, когда несся наперегонки с великаном».
— Пойдем, девочка, — позвал ее Рыжий Оттар, разоблачаясь. — Мы с тобой опять отправимся к носу.
Сердце девушки подпрыгнуло. Она знала: это было чуть ли не похвалой.
Этот порог был не столь коварен, как первый, и пройти его оказалось делом недолгим, но затем они подошли к Звенящему.
— Слышишь? — обратился к Сольвейг Торстен.
— Звуки битвы, — отозвалась та. Она сглотнула и закрыла глаза. «Отец! Отец, как бы я хотела, чтобы ты был рядом».
Поток звучно ударялся в скалу, что стояла посреди реки. То был не рыхлый стук, но звон, с которым боевой топор тупой стороной опускается на щит.
Вода под ногами, однако, лишь огрызалась да покалывала, и в третий раз Рыжий Оттар вместе с Сольвейг, нащупывая дно шестами, пробрались вниз по течению и вывели всех на безопасный участок.
Но все равно вечером все чувствовали себя неуютно. Одежда вымокла насквозь, а воздух был столь влажен, что они и не мечтали просушить наряды. Кусачая мошкара почуяла сырое мокрое тепло их локтевых изгибов, колен и ямочек на шее.
— Очень они справедливые, эти мошки, — сказал Эдвин, стараясь подбодрить приунывшую компанию.
— Это еще почему? — спросила Одиндиса.
— Мужчины им нравятся не меньше женщин, а викинги — не меньше англичан. Даже дети им по душе!
— А я больше всех, — пожаловалась Брита.
— Я ничего не имею против врагов, которых вижу, — проворчал Оттар. — Но мне все кажется, будто за нами следят.
Все замерли, и Сольвейг почувствовала, что Брита вжалась в нее всем телом.
Проводник приложил ладонь к уху и зажмурился.
— Это возможно, — наконец промолвил он.
— Медведи? — предположил Оттар.
Михран покачал головой.
— Печенеги! — раздалось сразу несколько голосов.
— Но король Ярослав сказал, что они собирают войска вверх по течению! — возразил шкипер.
— Так и есть, — отозвался Михран. — Но печенеги повсюду. — Он оглядел команду и сказал: — Вам ничего не грозит. В темноте вы в безопасности.
— Почему? — спросил Бруни.
— Печенеги — лучники, в темноте они ничего не видят. — И тут Михран рассказал им историю: — Когда король Святослав оказался у этих порогов, его уже поджидали печенеги. Они всего его утыкали стрелами. Он стал похож на ежа. Печенеги отрубили королю Святославу голову. Своими острыми ножами они сбрили его бороду и все волосы…
Брита, дрожа, крепче прижалась к Сольвейг.
