Книга Драконья доля - Надежда Кузьмина

Всё забавно, пока это касается кого-нибудь другого.

У. Роджерс

С Коном я подружилась. Точнее говоря, он подружился со мной. Моей заслуги в том не было — этот невозможный тип мог бы и зимнего медведя растормошить, уговорить подвинуться и спеть хором песню. Причём дружба у нас складывалась какая-то чудная — похоже, Кона совершенно не волновало, девушка я или зелёная лягушка. Хотя и я вряд ли бы запала на этого петуха-недоростка. Но таких отношений раньше у меня не было ни с кем. Кон подкалывал меня, зубоскалил, дразнил, лупил на тренировках, а посреди ночи мог влезть в окно и растолкать, чтобы спросить, не заначила ли я в комнате чего-нибудь вкусненького?

Наконец, выяснилось, что Кон в свободное время играет на китаре и поёт. Причём, когда он брал в руки инструмент, возникал совершенно другой человек. Даже лицо менялось, плутовская кошачья физиономия становилась почти красивой. Одна песня, о свече, горящей на окне в доме, где ждут ушедшего путника, понравилась мне особенно… Что-то в ней меня задело, зацепило. Может быть, то, что я тоже не знала, куда лежит мой путь и насколько долго он протянется. А может, то, что меня никто и нигде не ждал… Интересно, хоть Лив обо мне скучает? А Янис ещё помнит? Кто знает…

Я даже пыталась подпевать. Кон не возражал.

Впрочем, на тренировках он лупил меня совершенно не по-дружески.

— Я ж тебе сто раз говорил, что когда спрыгиваешь откуда-нибудь, ступни старайся держать вместе! И сгибай колени, это уменьшает силу удара почти в двадцать раз! И вообще, фигли ты кувыркаться училась? Когда перекатываться-то начнёшь? Ладно… хватит пока прыжков, давай подерёмся! Да, чтоб не отлынивала — простимулирую. Через две недели съездим вечерком в Суру, попрактикуемся. Есть там парочка трактиров с дурной славой — их и посетим. А потом я тебя по тёмному переулку гулять пущу. Поглядим, как отбиваться от приставаний будешь.

Он что, совсем сдурел?!

— Через две недели, не забудь! — захохотал мне в спину Кон, когда я под предлогом «ужин надо готовить» заторопилась из амбара.

По дороге на кухню раздумывала, шутил Мангуст или нет? Не может же он меня в самом деле поволочь в непотребное место, чтобы я там от пьяных мужиков отбивалась? Или может? Спрошу-ка у Оласы, что та скажет?

Но Оласа была занята, читала письмо. Наверное, кто-то из патрульных ездил в город, привёз.

Я знала, что у Огневушки где-то есть родственники, с которыми та переписывается, но в подробности не вдавалась. Потому что начни обсуждать родню, и самой о семье говорить придётся. А я уже столько небылиц наплела, что вконец запуталась и боялась лишний раз рот открыть.

Ладно, потом о Коне поговорю. Пусть читает…

— Суна, представляешь, к нам через неделю приедет моя троюродная сестра! Она почти твоя ровесница, на полгода только младше. Зовут Лианна… — Оласа солнечно улыбнулась, словно узрела что-то необыкновенно приятное.

Если честно, я тоже обрадовалась. Веснушчатая Огневушка, конечно, добрая и хорошая, но всё же разница в пять лет давала себя знать — и не поболтать, и не похихикать, и не подурачиться. А мне так этого не хватало! А тут приедет моя сверстница, такая же девчонка!

Эх, знала б я…

Я помогла привести в порядок комнату рядом с моей: сама вымыла пол, выволокла во двор — проветриться на солнышке — матрас с кровати, выстирала и выгладила тяжеленным чугунным утюгом с углями ситцевые занавески. И нашла подходящий кувшин на кухне, решив, что к приезду Лианны нарву и поставлю на стол букет цветов.

Впрочем, томиться в ожидании было особо некогда. Кон сообщил, что через пару недель ему придётся отъехать по семейным делам в Марен-Кар, так что до этого момента мне неплохо бы успеть хоть падать как надо научиться и из протянутых рук выкручиваться. А то ему смотреть на меня жалко.

— С какой бы высоты ни падала, старайся приземлиться на ноги! Ступни держи вместе, колени полусогнутыми. И ни в коем случае не вались на спину, её повредить легче всего. Вообще запомни, самое уязвимое — это именно спина и шея. Шею, если что, можно сберечь, обхватив голову руками, сцепив пальцы вместе на затылке и выставив локти вперёд. Давай, лезь на кипы сена и прыгай — чтоб мягко приземлиться, а потом перекатиться через плечо. И старайся плюхнуться не просто вниз, а сигай вперёд, куда подальше, тогда сделать кувырок и погасить удар будет легче. Что встала, начинай! Будешь повторять, пока не выйдет как надо.

Угу. Пока ту самую шею не сверну. Уже контуженой курицей с головой набок себя чувствую.

— Мне что, ивовый прут взять и начать тебя по ногам стегать, чтоб запомнила? Согнутые! Ладно, давай ещё раз покажу, как правильно из рук выкручиваться, если схватили…

И так битый час подряд.

Но что удивительно, несмотря на мою неуклюжесть, Кон совсем не злился и не раздражался. Хихикал, подкалывал — это да. Но беззлобно. И по тридцать пятому разу показывал, как правильно.

Но синяки на руках и ногах цвели васильковым полем…

По вечерам, когда дела были закончены, а солнце заваливалось куда-то к Галарэну, Кон часто устраивался с китарой на завалинке. Мурлыкал что-то неразборчивое под нос, тренькал, перебирая струны, а иногда валял дурака, рассказывая байки.

Сама не поняла как, я прибилась к этим посиделкам. Может, так вышло, потому что заняться на заимке больше особо было нечем — книг, которые смогла бы осилить, в доме не нашлось, а с медитациями тоже не сложилось: сиди не сиди, а толку как с козла молока. Что я там должна в себе разглядеть, совсем непонятно. Наверное, как Тиваль начнёт меня с собой в поездки брать, стоит навестить лиловую Зайру, расспросить ту получше?

А с Коном было весело, вечно он чего-то выдумывал.

— Я решил песни сам писать, надоело петь чужое. Вот, сочиняю частушки про молодку, погнавшуюся за козой. Коза попалась резвая и вредная, так что бегать предстоит долго. Куплетов этак двадцать. Как думаешь, с чего начать?

Ой, а я откуда ж знаю?

— Может, с огорода старосты? — предположила неуверенно.