Наконец в десять минут девятого, когда от эля остались лишь воспоминания, появился Вексфорд, держащий в каждой руке по кружке.
– Едва тебя нашел, – сказал он. – Ну, ты и местечко выбрал, прямо потаенный уголок для встреч шпионов и любовников.
– Подумал, что ты предпочтешь поговорить конфиденциально.
– Ты прав. «Я – оракул, когда вещаю, пусть и пес не лает»[15].
Берден поднял кружку:
– Твое здоровье. Вот только лично я сейчас, наверное, залаю. Очень хочется узнать, где теперь находится Уэст, зачем он останавливался в том отеле, кто он такой и, наконец, зачем, черт побери, я проторчал весь пятничный вечер в психушках. Это так, для начала. Еще хотелось бы услышать, зачем ты наплел той бедной девочке с три короба и где сам вчера пропадал.
– Ну, то, что я говорил Полли, все-таки не было полным враньем, – примирительно ответил Вексфорд. – Была там и доля правды. К тому же Роду убила действительно она, никто другой этого сделать не мог. Но если бы я просто предъявил ей обвинение, мы не только не получили бы признания, но, вполне возможно, она замкнулась бы в себе и просто перестала отвечать на вопросы. Правда в том, что она была влюблена в Гренвиля Уэста, хотела выйти за него замуж и подслушала телефонный разговор Роды, а потом вечером восьмого августа ее зарезала. А вот все остальное, то есть мотив преступления и роли участников событий – я в значительной степени выдумал. Моя интерпретация Полли вполне устраивала, более того, она могла лишь мечтать о такой версии, но, к несчастью, правда все равно выйдет наружу. Я уже все написал во вчерашнем отчете Гризвольду. А что до того, где я был, то я весь день просидел в библиотеке Майрингхэма, читая Хавлока Эллиса[16], жизнеописания шевалье д’Эона[17], ну, еще заглянул в биографии Изабель Эберхард[18], Джеймса Бэрри[19]и Марты Берк[20], если эти имена хоть о чем-нибудь тебе говорят.
– Можешь не язвить, – буркнул Берден. – Ни о чем они мне не говорят.
У Вексфорда было нелегко на сердце, однако он не смог устоять и не поддразнить начинавшего закипать Бердена:
– Ах, и Эдварда Эдвардса. Как же я забыл! Ты, разумеется, знаешь, кто это? Отец-основатель лондонских публичных библиотек, так написано на постаменте его памятника. Очевидно, именно он в 1850 году сыграл ключевую роль в прохождении через парламент билля о…
– Ради всего святого! – возопил Берден. – Скажешь ты мне, где Уэст, или нет? При чем здесь какой-то Эдвардс?
– Да в общем-то ни при чем. Памятники ему установлены перед входами в публичные библиотеки, а в тех библиотеках лежат книжки Уэста.
– Но куда подевался сам писатель? Или ты рассчитываешь, он вернется, когда прочтет в газетах, что его подружку обвиняют в убийстве?
– Нет, Майк, он не вернется.
– Почему? – недоуменно произнес Берден. – Слушай, ты подозреваешь, что в убийстве замешаны они оба? И Флиндерс, и Уэст?
– Нет. Уэст мертв. Некому возвращаться в отель «Триест» за вещами, потому что их хозяин умер.
– Так. Мне нужно выпить. Уж не хочешь ли ты сказать, что Полли заодно прикончила и романиста? – насмешливо добавил Берден, уже стоя в дверном проеме.
– Вот именно, Майк.
Народу в «Оливе» было битком, и Берден вернулся только минут через пять.
– Боже мой, – сказал Берден, ставя кружки на стол, – знаешь, кого я сейчас видел? Гризвольда. Надеюсь, он меня не заметил.
– Да? В таком случае не торопись пить свое пиво и бежать за новым, что-то меня не тянет с ним общаться.
Берден сел так, чтобы видеть дверной проем, в котором, увы, не было ни двери, ни занавески. Навалившись на стол, он продолжил свои вопросы:
– Редж, если Полли убила Уэста, то куда делось тело?
– Ты знаешь, кто такие эонисты? – начал издалека Вексфорд.
– Я знаю, что одно из тех словечек, которыми ты закидал меня несколько минут назад. Погоди-ка, эон – это длительный период времени, следовательно, эонист – тот, кто изучает эти самые периоды, так?
– Нет, Майк. Я сам сначала думал в подобном роде, а оказалось, что ко времени это не имеет совершенно никакого отношения. В 1928 году вышла книга Хавлока Эллиса «Эонизм и дополнительные исследования», где впервые был использован этот термин. Эллис образовал его от имени Шарля Эона де Бомона, шевалье д’Эона, который умер в Англии в начале девятнадцатого века. Д’Эон в течение тридцати трех лет выдавал себя за женщину, а Рода Комфри двадцать лет носила маску мужчины. Когда я сказал, что Паулина Флиндерс убила Уэста, я подразумевал, что она убила его в теле Роды Комфри. Рода Комфри и была Гренвилем Уэстом.
– Но это же невозможно! Окружающие, в конце концов, что-нибудь заподозрили бы, – запротестовал Берден, не заметив длинной тени, упавшей на стол. Вексфорд обернулся и приветливо поздоровался:
– Добрый вечер, сэр.
Опомнившийся Берден вскочил на ноги.
– Сидите, Майк, сидите, – сказал Гризвольд, взглянув на Вексфорда, словно давая тому возможность самому пригласить начальника полиции к столу. – Могу я к вам присоединиться? Или наш главный инспектор предпочитает рассказывать свои байки со вкусом и не торопясь, как привык? Не хотелось бы прерывать рассказ до того, как он, наконец, доберется до кульминации.
– Кульминация только что произошла, – глухо произнес Берден. – Могу я предложить вам выпивку, сэр?
– Спасибо, я уже. – Гризвольд продемонстрировал маленький стаканчик с сухим шерри, который до поры до времени почему-то прятал за спиной. – Я бы тоже хотел выслушать до конца эту занимательную историю, с краткой версией которой я знаком из рапорта, в этом у меня над вами преимущество, Майк. Так о чем вы говорили, когда я вошел?
