— Скажи мне, почему этот почерк не может принадлежать миссис Лонквет? — спросила я ее.
— Я видеть ее почерк, — тут же ответила негритянка. — Милая, у нее маленькие закорючки.
— Какой-то мужчина позвонил по телефону и сказал, что она оставила указания организовать для нас какую-то вечеринку, — сообщила я. — Но его голос звучал вовсе не так дружелюбно, как хотелось бы.
Пейшнс побледнела, что придало странный серый оттенок ее коже — так всегда происходит с неграми, когда они больны или напуганы.
— О боже, мисс Милла, какую это еще вечеринку он имел в виду?
— Я не знаю, — медленно ответила я. — Ведь у моего дяди здесь уже когда-то были неприятности, не так ли?
Пейшнс слегка кивнула головой, ее глаза стали огромными и какими-то дикими.
— Я слышала говорить… — начала она и замолчала. — Когда мистер Даниэль приезжать сюда? — внезапно спросила она, так и не закончив свою мысль.
— В любой момент, — ответила я.
Наше общее облегчение стало почти осязаемым.
— Он сказал, что приедет через десять минут, — добавила я.
Полная беспокойства я прошла к входной двери и стала на крыльце, вглядываясь в волнистые поля сахарного тростника, которые окружали дом. На ближайшем к саду поле жгли мусор, и я видела, как дядя, стоя на кромке чернеющего тростника, уже заправляет всеми действиями, активно размахивая руками. Он явно волновался. Через час уже стемнеет, подумала я, и они с Губертом вернутся домой, делая вид, что они проделывали эту работу каждый день в течение последнего года. Вполне возможно, что он не нашел записок, а то бы он тут же вернулся в дом, чтобы найти утешение в семье.
Огонь все разрастался, но я знала, что за ним присматривают. Завтра, я полагала, они начнут убирать тростник и повезут его на перерабатывающую фабрику Даниэля. Я всмотрелась более внимательно, пытаясь убедить себя, что этот урожай мой, что он принадлежит мне, но все было слишком непривычно по сравнению с тем, чем я владела до этого. Это было нечто гораздо более масштабное и в то же время не вполне постижимое. Это меня даже пугало, так как нам была необходима помощь соседей, а если они не примут нас, то что тогда мы будем делать?
Машина Даниэля показалась на аллее несколько минут спустя. Он остановил ее рядом с воротами и выскочил наружу; потом он огляделся вокруг и понюхал воздух. Я увидела, как он побежал к ограде, которая отделяла горящее поле от сада, и услышала, как он закричал моему дяде:
— Возьмите этот огонь под контроль!
Мой дядя взмахнул свободной рукой.
— Привет, сынок! — радостно приветствовал он Даниэля.
— Немедленно потушите огонь! — кричал ему Даниэль. — Через минуту огонь нельзя будет унять!
Я побежала по аллее в их сторону, сердце так и выпрыгивало у меня из груди. Может, это было мое воображение, но теперь я отчетливо ощущала запах бензина. Даниэль повернулся и увидел меня.
— Камилла, возвращайся назад в дом! — взмолился он.
Но я не могла оставить его. Поле внезапно наполнилось людьми, уродливо одетыми людьми, в руках у них были факелы и канистры с бензином; и они не ограничились одним полем. Они уже перебегали на соседние поля.
— Это и есть приветственная вечеринка? — мрачно спросила я у Даниэля.
— Может, и так.
— Но как она могла?! — закричала я. — Что бы ни случилось прежде, неужели нужно было это делать?!
Даниэль подтолкнул меня по направлению к дому.
Но на меня внезапно снизошло озарение! Стоя на кромке поля и наблюдая безумное разрушение, царящее вокруг, я теперь понимала, что это мои поля. Это был мой сахар и моя жизнь, и как они посмели так обращаться со мной?
Я подбежала к ближайшему человеку, который разбрызгивал бензин по полю, и попыталась остановить его.
— Вы работаете на меня? — сердито спросила я его.
Он на секунду заколебался, и я выхватила канистру из его рук. Несколько минут мы молча боролись, а теплая жидкость лилась по нашим рукам.
— Давайте убегать, мисс, — взмолился он. — Здесь повсюду искры!
— Я знаю! Кто платит вам, чтобы вы это делали?
— Я проработал с Лонкветами несколько лет, — угрюмо признался он.
— Так я и думала! — закричала я. — Так я и знала! А что вы собираетесь делать теперь? Последуете за ними в Америку?
Мужчина снова заколебался и через секунду исчез. Я отвоевала у него канистру и теперь стояла посреди поля. Мужчины прекратили поливать тростник бензином. Они отступили, на мгновение сбитые с толку моим внезапным вмешательством. В этот момент всеобщей нерешительности ко мне подошел Даниэль.
— Это Камилла Айронсайд, новая владелица поместья, — громко объявил он звенящим голосом, звук которого достиг каждого уголка горящего поля. — Некоторые из вас будут работать на нее…
— Айронсайд?
— Вы предпочитаете остаться без работы? — парировал Даниэль.
— Мы работали на сахаре у Лонкветов…
— А теперь это сахар Айронсайдов! — в изнеможении вскричал дядя Филипп.
Мужчины обернулись и посмотрели на него. Они отошли от Даниэля и от меня и теперь двинулись к нему, выглядя действительно угрожающе.
— Это моя земля и мой сахар! — четко произнесла я, радуясь своему росту и тому, что на многих из них я могла смотреть сверху вниз — это давало мне очевидное преимущество, которому было трудно противостоять. — Что вы имеете против меня, почему вы сжигаете мое имущество и наносите оскорбление моим родственникам, словно речь идет о старинной вражде, о которой вы даже не помните? Лонкветы уехали. Разве они буду кормить ваши семьи? Разве они залечат те ожоги, которые вы можете получить, если будете продолжать заливать бензином мои земли?
Мужчины отступили от моего дяди и стояли, тупо глядя на изувеченные ими поля. Я победила! Я знала, что победила! Но в толпе вдруг раздался женский голос:
— Трусы! Вам заплатили за это! Жгите сахар!
Мужчины ринулись вперед и сбили меня с ног.
Я неловко упала, и огненная искра попала мне на платье. Через мгновение оно запылало на мне. Я запаниковала и стала метаться из стороны в сторону, но тут меня подхватил Даниэль и завернул в свой плащ, погасив пламя до того, как оно успело причинить мне более серьезный вред, чем испугал меня до потери сознания.
Поджигатели тоже испугались. Они испугались, что их узнают и заставят оплачивать тот ущерб, что они причинили. Их также испугало, что я могу получить серьезные ранения, и это тоже окажется на их совести. Я слышала, что все вокруг кричали, и женский голос, едкий, злобный, требовал, чтобы они не отступали. Я также слышала голос Даниэля, спокойный, холодный, и внезапно начала хихикать. Он озабоченно посмотрел на меня, и я снова захихикала.
