— То есть?
— К примеру, тебе продают товар, в данном случае, путевки, ты должна продать их, а на разнице в цене заработать.
— Я все поняла. — Гутя почему-то обрадовалась. — Самое лучшее место — у тебя…
— Да, оно стоило трудов, многолетних, — сказала Полина.
— Я поеду… домой, — сказала Гутя, складывая газету.
Полина не удерживала дочь.
Перед самым отъездом она повезла Гутю в новый торговый центр, в котором два километра прилавков, не меньше, сказала мать. Море машин сине-бело-красными волнами колыхалось внизу, на огромной площади, когда их машина съезжала по боковой развязке.
— Шопинг помогает забыться, — объясняла Полина, — я просто лечусь в таких местах. Ты сама поймешь.
Гутя увидела расслабленные лица, довольные тела, примерявшие на себя все подряд. С пакетами в руках тысячи «шопингауэров» — выскочило словечко, которое удивило ее и насмешило. Надо же, к чему приложилось имя философа, чьи труды изучала в институте! Ничего из трудов в голове не осталось, а фамилия засела.
Кафе, бары, стойки облеплены людьми — праздник тела, забытье духа. Гутя шла за матерью, потом обнаружила, что уже сама бежит впереди Полины, а ее собственная рука тянется то за блузочкой, то за джинсами. А когда они попали в детский рай, она поняла, что Петрушу она просто осчастливит.
Полина купила мальчику джинсы, курточку, а Гутя не устояла перед жилетом с множеством карманов. «Разгрузочный жилет», понимала она, — вещь провокационная. Сын станет носить при себе все самое ценное. Может, даже хомяка Тимошу. Придется перед стиркой все карманы проверять.
Потом тревожно зазвонил мобильник Полины. По резкому жесту — мать схватила аппарат, стиснула и отошла к фонтану — Гутя поняла, что этого звонка Полина ждала. Может быть, она повезла ее сюда, чтобы отдохнуть от ожидания.
А она сама поехала в Москву не за тем же самым? Не потому ли, что надоело ждать каждый день и вздрагивать — не звонит ли тот, кому она не дала номер телефона? Неужели она на самом деле собиралась перебраться в Москву? Да что ей здесь делать? Портить жизнь матери и себе? Она взглянула на Полину, увидела лицо счастливой женщины. Когда-нибудь у нее самой будет такое?
Если будет, одернула она себя, она сама его не увидит. Как не видит своего лица, свежего, юного, Полина.
— Еду, — наконец сказала она в трубку.
Она закрыла крышку мобильника и скомандовала Гуте:
— Закругляемся. Нам пора. — Потом подмигнула так, что Гуте захотелось обнять ее. Но она не решилась.
— Полина, ты можешь ехать. Я еще погуляю, доберусь на автобусе. Я видела, здесь они ходят…
— Да, бесплатные. До метро, — поспешно подхватила Полина. — Знаешь, — наконец она решилась, — мне нужно на Калужское шоссе, это в обратную сторону. За город. Если ты на самом деле не против поехать домой на городском транспорте… Я заберу все пакеты, — поспешила она добавить. — Ты отправишься налегке.
— Ну конечно, Полина, ни о чем не волнуйся, я… понимаю.
Полина быстро наклонилась к дочери, поцеловала в щеку:
— Спасибо, Гутя.
— Он… тоже сомелье? — вырвалось у Гути.
— Не-ет, — Полина покачала головой, — он юрист. Между прочим, я хочу поговорить с ним о твоем деле, — сказала Полина, пытаясь придать лицу серьезное выражение.
— О каком? — быстро спросила Гутя.
— О Сергее. Ты говорила, что не веришь в случайность.
— Д-да… Но прошло столько времени… — Она поморщилась. — И потом, твоя юристка сказала, что ничего не выйдет.
— Не важно. Еще и поэтому я считаю себя вправе уехать от тебя сейчас.
— Ну… если так, — Гутя пожала плечами, — счастливо.
— Пока, дочь, — сказала Полина. Она редко называла Гутю дочерью.
Гутя вздрогнула. А что, она на самом деле дочь вот этой женщины без возраста. Смешно. Полина на самом деле не просто мать, она бабушка… И влюбленная женщина. Это видно.
Она сама снова… будет влюбленной когда-нибудь?
Гутя едва не споткнулась на ровном месте. А… разве не уже?
Гутя улыбнулась. Интересно, мать вернется в понедельник или завтра?
Она помахала Полине рукой, снова встала на двухкилометровый путь. Люди входили и выходили из сокровищниц, они делали это так завлекательно, с такой страстью, что Гутя быстро вошла в ритм толпы.
Вернувшись в Вятку, Гутя обнаружила, что ее родные тоже не теряли зря времени. Весна, которая посылала слабые приветы, будоражила нежные, чувствительные сердца. Гутю удивил ее собственный сын.
— Что это с ним? — Она удивленно посмотрела на Тамару Игнатьевну. Петруша старательно протер глаза кулаками и уставился на часы, которые висели на стене и громко били, потом прошел мимо нее в ванную. — Петруша, ты глаза открыл или нет? — спросила она, удивленная подобным равнодушием.
— Открыл, — сказал он не останавливаясь. — Я спешу.
Гутя снова посмотрела на Тамару Игнатьевну.
— Что происходит? — Она опустила на тумбу дорожную сумку, в которой столько подарков для Петруши. — Я ему скупила пол-Москвы и все Подмосковье, а он — «Я спешу!».
— У него любовь. — Тамара Игнатьевна вздохнула, сложила руки на груди и многозначительно пожала плечами. Мол, ничего не поделаешь с этим чувством.
— Лю-бовь? — по слогам повторила Гутя. — Это что такое?
— А ты до сих пор не знаешь?
— Да откуда? Меня не было столько времени. Сколько я гуляла по Москве? Ого, целых две недели! — подсчитала она.
— За такое время и жениться можно, — кивнула Тамара Игнатьевна.
— Бабушка, что за шутки? — Гутя резко дернула молнию черной сумки.
— Никаких шуток. Слышишь, как умывается, а? Раньше не загонишь руки с мылом помыть, а теперь! — Она засмеялась. — Вот сейчас помоет голову с твоим шампунем, — она втянула носом воздух, — уложит феном, потом поест кашки — между прочим, с тех пор, как влюбился, от каши не отказывается, и готов!
— Он ест манную кашу? — Гутя вытаращила глаза на бабушку.
— А как же, ему нужна энергия. Сама знаешь, сколько ее отнимают настоящие чувства.
— О-ох. Сейчас я все… — Гутя решительно сбросила ботинки и направилась к ванной.
— Тихо. — Тамара Игнатьевна преградила ей путь. — Не спеши. Все идет как надо.
— Ты что, серьезно?
— А почему нет? Чувствам нужно учиться, а если они возникли вот так — через площадку…
— Его любовь живет через площадку? — догадалась Гутя.
— Близко, удобно. Правда, потом будет некоторая неловкость…
— К-какая… — заикаясь, спросила Гутя. В ее голове возникла ужасающая картина — родители возлюбленной рвутся к ним в квартиру и… — Ох. — Она покачала головой.
