Эта незначительная любезность наполнила ее сердце такой же радостью, как кивок и улыбка тети. Более того, этот знак внимания всколыхнул в ней надежду, что, возможно, наступит день, когда она будет сидеть в этой самой гостиной на правах признанного члена семьи и называть Харрингдонов «тетя», «дядя» и «бабушка», наблюдая с нескрываемой гордостью и удовлетворением, как папа и его родственники наводят мосты отношений, так давно уничтоженные.
Вот чего она лишилась бы, если бы ее застали с мистером Блэкширом в библиотеке. Следовательно, тот поцелуй был ошибкой. Все ее надежды зависели от брака с человеком высокого положения и хорошими связями. Кейт больше не могла позволить себе забыться, ни на минуту.
Из дома Харрингдонов она вышла вместе с мисс Смит. Как только дверь за ними закрылась, молодая леди заговорила:
— Я не собиралась критиковать леди Харрингдон. Она всегда с большим вниманием относилась к моей матери после того, как мы потеряли отца. И я благодарна ей за то, что хочет устроить мою судьбу. Но мне хочется, чтобы мы предпочитали тактичность искренности.
— Не думаю, что ей нужно учиться такту. — Кейт нравилась прямолинейность леди Харрингдон, но она, естественно, симпатизировала мисс Смит. — Как не думаю, что она и вправду считает вас невежественной. Нет, разумеется. Скорее она хотела подчеркнуть, что молодые женщины знают меньше о браке, чем те, что постарше.
— О, меня совсем не задело ее замечание. Меня больше беспокоит ее пренебрежение в разговоре с вами. Разве стоило говорить, что ваше приглашение, возможно, является шалостью виконта, и что вы вряд ли получите когда-либо другое, или что леди Кэткарт неправа, оказывая вам почтение, достойное ближайшей родственницы графа?
Выходит, мисс Смит знала, что лорд Харрингдон — ее дядя.
— Вы очень добры, что приняли мою сторону. — Они шли по площади в северо-западном направлении. Кейт опустила взгляд на камни под ногами. — Но я отношусь к этому спокойно, потому что она права насчет приглашения. В нашей семье есть обстоятельства, мешающие обществу и нашим благородным родственникам принимать нас.
Кейт говорила ровным, спокойным голосом. Такие факты она обычно не сообщала малознакомым людям, но, поскольку о ее родстве с лордом Харрингдоном стало известно, скрывать остальное не имело смысла.
— Я знаю. Мне матушка рассказала об этом после нашей первой встречи. — Мисс Смит вдруг замедлила движение и, вынув руку из горностаевой муфты, положила на локоть Кейт, чтобы остановить. — Теперь я позволю себе излишнюю прямоту. — Ее голубые глаза отразили чувство неловкости, смешанное с непоколебимой решимостью. — У вас есть подходящий наряд для бала у леди Кэткарт, раз вас пригласили как гостью, а не компаньонку леди Харрингдон? Я подумала, что, возможно, у вас нет соответствующего вечернего наряда.
Мисс Смит, вероятно, заметила, что она явилась к Эстли в том же платье, которое было на ней во время первого визита в дом Харрингдонов. Ущемленная гордость Кейт заставила ее внутренне поморщиться.
— Нет. Мне придется надеть то же платье, в котором была на рауте леди Эстли. Я заменю розовые ленты на другие и, возможно, смогу одолжить у матери ее лучшую шаль, чтобы платье выглядело наряднее.
— Ничего этого не делайте. Вы можете взять одно из моих платьев. Мы одного роста и, размеры наши тоже, кажется, совпадают. — Лицо мисс Смит выражало мольбу. — Приезжайте в тот вечер ко мне, и от меня мы вместе отправимся на Беркли-сквер к графине, а оттуда — на бал. Вы окажете мне услугу. Я терпеть не могу собираться на балы, а вместе будет веселее.
Чем больше доводов приводила мисс Смит, тем яснее проступала идея благотворительности. Она жалела бедную мисс Уэстбрук, у которой не было даже подходящего вечернего туалета, и пыталась ее облагодетельствовать.
Кейт колебалась. Она никогда не принимала благотворительности со стороны других молодых особ. Скорее наоборот. Чаще всего она советовала кому что надеть и как причесаться. Обычно искали ее дружбы и расположения.
С другой стороны, девочки в школе мисс Лоуэлл не были, по сути, ее подругами. Они были скорее фрейлинами, глядящими ей в рот в ожидании мудрого совета относительно последних фасонов шляпок или романов, какие должна читать модная барышня. И все это произошло в результате продолжительной, решительной борьбы заставить их забыть о мезальянсе ее родителей и ценить ее за собственные заслуги.
Мисс Смит доброжелательно отнеслась к ее происхождению. Она знала историю семьи Кейт еще до приема в Крэнборн-Хаусе, тем не менее тепло приветствовала Кейт и выслушала ее мнение о «Гордости и предубеждении». Так ли уж плоха благотворительность, если сопровождается душевностью и дружеским расположением?
— Вы так добры. Буду рада воспользоваться вашей любезностью.
Кейт было неловко и странно произносить эти слова, но они были вполне уместными.
Мисс Смит просияла в ответ, и Кейт при всех своих добрых намерениях не могла снова не обратить внимания, как лоб и подбородок девушки отвлекают от ее очаровательных глаз.
Но теперь и сама Кейт могла предпринять кое-какие шаги в этом направлении. Кто сказал, что благотворительность не может быть обоюдной? Взяв подругу под руку, она продолжила движение по площади.
— А вы не думали, какую прическу сделать для бала? — спросила она, мысленно представляя, на что способны ножницы, гребень и искусно вплетенная лента подходящего оттенка голубого.
— Можешь выбрать любое платье, какое придется тебе по вкусу, хотя у меня уже есть готовое предложение.
Три дня спустя мисс Смит, или Луиза, как теперь звала ее Кейт, носилась по своей гардеробной с непринужденным видом человека, привыкшего к тому, что у нее есть личная гардеробная. И собственная спальня.
Кейт познакомили с тремя другими очаровательными сестрами Смит, у которых тоже имелись собственные комнаты дальше по коридору. Так что никакого сестринского присутствия она не обнаружила ни в аккуратно убранной спальне, ни в гардеробной с туалетным столом, поставленным там, где захотела Луиза. Все ее платья были прелестными и нарядными, без малейшего намека на мрачные тона квакерской одежды.
Платье, предложенное Кейт для рассмотрения, превосходило все ее ожидания. Из красного шелка самого пылающего оттенка, который можно было представить, оно не имело ни рюшей, ни оборок, чтобы не отвлекать взгляд от цвета и покроя. Единственным его украшением был умеренной длины шлейф. Кейт еще не доводилось носить платья со шлейфом.
Затаив дыхание и спрятав нетерпеливые руки за спину, она с трудом выдавила из себя надлежащие слова вежливости.
— А ты сама не хочешь его надеть, чтобы произвести впечатление?
— Откровенно говоря, оно для меня несколько вызывающее. Я не хочу сказать, что оно неприличное. Вырез вполне допустимый даже без шемизетки. Но я не представляла, что получится, когда рассматривала ткань и фасон в отдельности. Ты видишь, оно привлекает внимание, а я не люблю, чтобы на меня смотрели. В то время как ты, насколько я понимаю, привыкла к этому. — Луиза улыбнулась без малейших признаков зависти. — Пожалуйста, хотя бы примерь его. Если оно не подойдет, мы найдем среди других что-нибудь подходящее.
