— Но моя управляющая имением…
— С ней невозможно иметь дело, — категорически отрезала Джильда.
Я восприняла это как оскорбление: мадам Петрович — сама любезность, предупредительность и покладистость, — однако решила не протестовать и наклонила голову, пряча усмешку.
— Неужели? Я всегда считала ее очень дельной и уживчивой особой, — изумилась Ханна и тут же пустилась в многословное описание достоинств своей управляющей — не то чтобы, защищая меня или вступившись за честь отсутствующей коллеги, но в силу неистребимой привычки идти до конца, даже в неверном направлении.
С минуту Джильда слушала ее болтовню, затем перебила:
— Позвольте все же предложить контракты вашему вниманию. — Она с легкостью фокусника выхватила бумаги из дипломата. — Не угодно ли ручку?
Ханна взяла контракт и небрежно пролистала его, щебеча, что в последний раз, стоя на холоде, она подписывала поздравительную открытку дяде Реджи — «Ах, это было два года назад в феврале, в Апеннинах, на границе Швейцарии и Италии».
Фиктивная участница всей этой авантюры, я не могла отказать себе в удовольствии наблюдать за выражением лица Джильды. Она изнемогала от желания перебить Ханну. Ее подмывало попросить герцогиню заткнуться и подписать хреновы бумаги, да вот беда — Джильда побаивалась поплатиться головой за черную брань в присутствии знатной особы. После непродолжительного колебания Джильда расправила плечи и выпрямилась, видимо, решив: «Иди ты на фиг, светлость, здесь Америка!»
— Подпишите контракт, — сказала она не допускающим возражения тоном, вкладывая ручку в пальцы Ханны. — Это и так отняло у меня слишком много времени.
Ханна инстинктивно чувствует, когда больше тянуть нельзя. Она отлично поняла — следует оборвать треп и молча подписать хреновы бумаги. Присутствуя при историческом моменте, я гадала, чем все это кончится. У Ханны не имелось ни титула герцогини, ни особняка елизаветинской эпохи, ни обширных зеленых угодий. Жителям Австралии и в голову не пришло бы считать ее своим национальным достоянием. Ее реальная жизнь несколько менее грандиозна и не так благородна, а правда о ней значительно абсурднее и рано или поздно выйдет наружу. Обман раскроется, покровы упадут, и Ханна вернется в округ Колумбия так же, как и покинула его — в четвертом ряду автобуса «Питер Пэн». Это еще в том случае, если в кодексе нет статьи за самозванство.
Джильда горящими глазами следила, как Ханна подписывает контракты, — вылитая волчица, которую не кормили неделю, — и едва не облизнулась, когда та вернула ей бумаги.
— Вот, — сказала подруга, словно не понимая подоплеки происходящего. — Надеюсь, это поможет.
— Благодарю вас, ваша светлость, — искренне сказала Джильда. Держа в руках подписанные контракты, она могла позволить себе роскошь быть учтивой. — Ну что ж, не буду вас задерживать, поскольку сегодня напряженный день. Я позвоню вам до конца недели, чтобы обсудить съемочный график. Полагаю, вы захотите присутствовать в поместье, когда съемочная группа приедет делать пробы?
— Отнюдь, — возразила «герцогиня». — Я верю, что вы не причините вреда дамастовым портьерам и комоду эпохи Людовика Четырнадцатого. Но впредь все вопросы прошу улаживать с моей управляющей.
Джильда несколько раз повторила «да, ваша светлость» и удалилась, помахав на прощание. В ее походке появилась упругость, которой не было раньше. Бедная женщина не догадывалась, в какую авантюру ввязалась. Когда она свернула за угол, я повернулась к Ханне. Подруга весело улыбалась, не выказывая ни малейших признаков страха или угрызений совести.
— Нам пора идти, — сказала она нормальным тоном. Ее подбородок больше не был высоко поднят, грассирование исчезло, и говорила она по делу. — Уже без десяти восемь, рискуем опоздать. Давай я сяду за руль.
Ханна явно свихнулась. Ее ни под каким видом нельзя допускать к управлению тяжелой техникой.
— Нам нужно объясниться, — сказала я, разрываясь между желанием мчаться в Центр Джавица и настоятельной потребностью не сойти с места на углу Бликер-стрит и Десятой улицы, пока не выясню правды.
— По-моему, все прошло хорошо. — Ханна захлопала ресницами с видом святой невинности. Образ был выверен до мелочей и тщательно заучен — не иначе ставила его в плейер и включала на ночь. — Разве ты сомневалась?
Свободная от внутренних противоречий, Ханна не сомневалась в выборе пути: она поспешила по Десятой улице туда, где стояла наша машина. Я побежала за подругой.
— Что тут хорошего? Ты подписала контракт, взяла на себя юридическое обязательство предоставить киностудии родовой английский особняк с Зеркальным залом и сикоморами в кадках! — За несколько шагов до машины я нажала кнопку антиугонного устройства, открывая замки. — Ты сознаешь нереальность своей затеи?
Ханна открыла дверцу и забралась в машину.
— Лу, я лично присутствовала при подписании, поэтому не нужно разжевывать для меня смысл и подоплеку происходящего.
Присутствовать присутствовала, но основное, кажется, прохлопала.
— Тебя посадят в тюрьму!
Ханна засмеялась, ничуть не удрученная печальной перспективой.
— Не посадят, не бойся.
Я включила мотор. Из кондиционеров потек холодный воздух.
— Тебя посадят в Сан-Квентин вместе с аферистами, наркодилерами и мужьями, задушившими спящих жен. Учти, я не смогу навещать тебя каждую неделю. Буду приезжать только по праздникам и в твой день рождения, так что не обессудь.
— Я не попаду в Сан-Квентин. Небольшая корректировка собственной биографии и подписание бумаг вымышленным именем не являются уголовно наказуемым деянием. Кроме того, у меня есть план, — сообщила Ханна, включая кондиционер на обогрев, хотя мотор еще не прогрелся. Я закрыла свой вентилятор.
— Неужели? — с издевкой сказала я, переводя рычаг на «драйв», наскоро взглянула вправо-влево на предмет проезжающих машин. Дорога оказалась свободной.
— Да, волноваться не о чем.
— Расскажи, что за план, — потребовала я, желая ужаснуться немедленно, а не позже, когда буду высматривать отца в толпе посетителей.
— Он еще не в той стадии, чтобы рассказывать.
Я выехала на проезжую часть.
— Не в той стадии?
Явная отмазка, все равно что открыто признаться, что никакого плана нет.
— Он пока нескладный, неотесанный, в невыгодном переходном возрасте, когда терпеть не могут фотографироваться. Расскажу, когда дозреет.
Я вздохнула. Словно текст в неправильной кодировке, сообщение требовало дешифровки и перевода.
— То есть плана у тебя нет? — уточнила я.
— Есть. Половина плана. Расскажу, как только продумаю детали.
— Только пусть твой план не предусматривает моего участия. Больше меня не впутывай. — Я никогда не горела желанием быть пешкой в хитроумных схемах Ханны, но сейчас момент выдался особенно неподходящий. У меня и своих проблем хватает.
