И теперь три женщины многословно обсуждали это непонятное и потому страшное убийство.
– Нет, нет, – говорила старуха-церковница, – убийца хотел изнасиловать несчастную, но кто-то помешал ему!
– Да кто бы на нее польстился! – воскликнула другая женщина.
– А ты, Марья, что думаешь? Ты умна, скажи нам!.. – пристала церковница к Марье.
– Не знаю, что и думать! – осторожно начала Марья. – Не знаю, что и думать! А только я вам скажу, что такое убийство, оно не к добру! Вот что я вам скажу!..
Женщины еще немного поговорили, затем решили разойтись. Дома их ждали дела, надо было готовить пищу, приглядывать за детьми, стирать одежду… Когда они прощались, церковница спросила Марью:
– Марья! Придешь ли ты к вечерней службе?
– Да, да! – поспешно отвечала Марья. – Я непременно приду и приведу детей!..
Женщины разошлись.
Вечер опускался на Москву. Это был тяжелый холодный зимний вечер. Зазвонили колокола. Люди снова потянулись в храмы. К утренней и вечерней службе обычно собиралось много людей. Зная об этом, множество нищих сходилось к церквам. Они протягивали ладони за подаянием и выставляли напоказ свои язвы, болезни и старость, столь убогую, что на нее было противно смотреть!
Марья шла в церковь, ведя за руки своих двоих детей, бойкую Анну и подростка Митрия. Все люди кругом были ей знакомы, то и дело обгоняли ее, спрашивали о здоровье. Она охотно отвечала, кланялась тем, кто побогаче. В широкий пояс своей бесформенной зимней одежды Марья спрятала несколько мелких монет, для раздачи нищим.
Приблизившись к церкви, Марья отдала монеты сыну и дочери.
– Дети! Раздайте деньги бедным. Молитва нищего – самая теплая и верная молитва! Пусть нищие молятся за вас!..
Анна и Митрий, приняв деньги из руки матери, принялись оделять нищих. Эти несчастные лица были хорошо знакомы и самой Марье и ее детям, эти нищие не первый день, и даже и не первый год собирались у церкви святого Николая.
Среди московских нищих существовали свои договоренности. Нельзя было переходить от одного храма к другому. Нищие жили своими сообществами, платя в определенные окраинные жилища за еду и ночлег. Все нищие знали друг друга. Поэтому появление чужака встречали сердито, полагая, что и без того мало подают! После внезапного убийства одной из нищенок остальные были очень встревожены, строили предположения и всячески опасались за свою жизнь.
Анна и Митрий уже отдали все мелкие монеты и снова подошли к матери. Пора было войти в храм. Люди теснились у входа.
В это самое время к нищим робко приблизилась неуклюжая, сгорбленная женщина, закутанная в тряпье. Бедняга дрожала от холода. Она хотела встать рядом с остальными и протянуть ладонь за подаянием, но на нее зашипели. Один старик, по уши заросший густой спутанной бородой, толкнул несчастную.
Она едва не упала, но все же удержалась на ногах и прижалась к стене.
– Пошла прочь, попрошайка! – крикнула нищая старуха.
Несколько мужчин расхохотались на эти слова.
– Попрошайка попрошайку попрекает! – хмыкнул один.
Несчастная сгорбленная женщина отошла в сторону и дула на ладони. Должно быть, холод донимал ее. Она не произносила ни слова. Анна и Митрий уже вошли в церковь. Марья собиралась войти следом за ними, но тут раздался страшный вопль. Заросший по уши, бородатый старик громко кричал, простирая вперед заскорузлые ладони:
– Посмотрите на платок, посмотрите на платок!..
Еще не вошедшие в церковь и Марья в их числе поспешно обернулись. Нищие придвигались к несчастной одиночке. Нищенки загомонили:
– Это платок Василисы! Это платок Василисы!..
Одинокая нищенка еще сильнее сгорбилась. Дивясь на ее скрюченность, люди не заметили, как она, волоча ноги, обутые в какие-то рваные сапоги, прижалась к углу церковного строения и, в сущности, изготовилась к бегству. Осуществить бегство оказалось довольно легко, потому что нападение явилось отнюдь не неожиданным.
– Хватай ее! – закричал старик. И тотчас все наперебой завопили:
– Бей ее!..
– Хватай ее!..
Все бросились ловить нищенку. Но она проворно помчалась вперед и сворачивала то в один переулок, то в другой, проявляя завидную ловкость. Суматошные преследователи в конце концов потеряли ее из виду.
Растрепанная толпа невольно увлекла Марью вслед за собой. Она поспевала вместе со всеми и вместе же со всеми остановилась. Только теперь многие принялись спрашивать нищих, зачем они кинулись догонять беглянку.
– Украла что ли какую вещь?
– Обокрала кого-то?
Нищие шумно объясняли, что же все-таки произошло.
– Убийца она, убийца! – говорил старик.
– Василисин платок на ней!..
Выяснилось, что нищие опознали на незнакомке головной платок своей убитой товарки.
Но несколько солидных мужчин, оказавшихся среди преследователей, скептически и даже и презрительно отнеслись к подобному обвинению и отмахнувшись, пошли назад к храму. За ними последовали многие. Марья тоже зашагала с ними. Переговариваясь, решили, что женщина, увидев на трупе почти не рваный платок, сняла его и надела на себя.
– Вот и вся разгадка!..
Нищие также толпой повалили к церкви. Но они вовсе не были уверены в невиновности сбежавшей одиночки.
За Анжеликой пришли доверенные женщины Софии. Царица ожидала ее. София в отчаянии бросилась к Анжелике:
– Я не могу найти его!..
Анжелика понимала, что речь идет об Андре Рубо. Но ведь Анжелика вовсе не была заинтересована в том, чтобы София нашла сына.
– В конце концов вы найдете его, – осторожно заметила герцогиня де Монбаррей.
– А если люди Петра найдут его прежде меня?
Анжелика задумалась. Она думала о том, что сосредоточенность Софии на поисках сына несомненно на руку Петру, потому что лихорадочные поиски, затеянные царицей отвлекают ее от укрепления обороноспособности Москвы.
– Что ты можешь мне посоветовать? – в нетерпении спрашивала София. – Андрея не могут отыскать в квартале иностранцев…
– Значит, его там нет, – подытожила Анжелика.
– А если его прячут?
– Мне трудно делать какие бы то ни было предположения, ведь я не знаю московской жизни!
– Но ты имеешь представления о характере моего сына!
– Не могу представить себе, как он поступит, очутившись в незнакомом городе…
София уронила крупное лицо в ладони и зарыдала, приговаривая:
– Я не могу без него! Я хочу видеть его! Я хочу увидеть его немедленно!..
Анжелика сидела против нее, опустив голову. Ей было не по себе. Она не лгала царице и тем не менее герцогиню де Монбаррей почему-то мучила совесть.
