– Все понятно.
– Ты отпевать-то умеешь иль нет?
– Нет, мужики, не умею. Я, по-вашему, как бы дружинник. Молиться – не мой хлеб. В полку на это священник есть.
– Что ж делать-то? – запричитали женщины. – Не примут их ведь в Царствие Небесное!
– Не посадит Христос-Бог их ошую-одесную…
– Горе какое, горе…
– Что делать? – задумался Коля. – Вот что сделайте. Вы экспресс-молитвы знаете? Прямой доставки? Литерной? Ну, по вертушке, так сказать?
– Не знаем, Николай!
– И ничего не понимаем, что ты говоришь!
– Это просто. Я объясню. Священник нужен для чего? Он молиться умеет!
– Да, да!
– Это верно.
– Его речи до Бога особо доходчивы…
– Так!
– Это правильно.
– Он тоже это всегда говорил.
– Иными словами, священнослужитель выполняет роль посредника: у вас пожеланья и раскаяния берет и Богу в уши вставляет! Так ведь?
– Конечно, так!
– Он – оператор связи. Предоставляет услуги передачи надежд ваших, чаяний, сожалений от вас – туда, на Небо, к Богу. А оттуда решения – обратно, на грешную землю: отпустить грехи, например. Или наложить епитимью, допустим…
– Чего наложить? – удивился мужик – предводитель делегации.
– Да что угодно. Что Бог пошлет. Не в этом дело. А дело в том, что вы можете все это сделать – и передать, и получить – сами. Без священника, без дьяка. Но нужно обращаться к Богу только в церкви, – обязательно: душу-сердце настроить и говорить своими словами то, что хочешь Богу сказать. Если искренне говоришь, крепко веришь, – молитва дойдет обязательно. Причем часто доходит, даже когда ты не в церкви. Главное тут только: не надо, нельзя кривить душой. Бог – не фраер, он все видит.
– Верно!
– А «фраер» – это кто?
– Лох. Легкомысленный, глупый и обычно спесивый, жадный человек. Который ничего не замечает и никого не жалеет.
– И ты говоришь, молитвы до Бога дойдут?
– Обязательно! Если от сердца, от души. И вот еще что: вы должны постараться убедить Бога принять души усопших в Царствие Небесное, заверить его, что они окажутся ценным приобретением, что им самое место именно в райских кущах. Об геенне огненной и думать чтоб он забыл. Своих надо представить перед лицом Всевышнего с самой выигрышной стороны. Сделайте, пожалуйста, все от вас зависящее для погибших. Они воевали и пали за нас! Ведь что ни говори, безгрешных, конечно, нет, но они-то своей смертью геройской все искупили. Пусть теперь будут в раю. А земля их телам пусть будет пухом!
– Пухом? – насторожилась одна из женщин. – Ах, пухом! Я поняла. Такая молитва. Хорошие слова какие! Первый раз слышу.
– Светлая память!
– Мы поняли, Коля. Спасибо тебе еще раз.
* * *
На рассвете Афанасич тронул Колю за рукав:
– Пойдем-ка…
Они вышли на воздух, прошли в княжеские «хоромы», в горницу.
– Ты, Николай, теперь главный у нас… Должен знать. Секрет есть. Из этой горницы, с подполу, есть подземный ход… Его сто лет как прокопали, поди… Из наших никто не знает о нем. Я знаю, князь, Драгомир знал, да в Новгород утек… Теперь, вместо него, знаешь ты.
– Куда ведет ход?
– Дале-о-око! Аж вон за речку!
– Не может быть!
– Я сам ходил. Глубокий ход, широкий. Под рекой! Под реку ныряет! Предки труженики были! Случись, – имей в виду: всех людей выведем, спасем. Если Бог даст.
– Спасибо!
– Не за что…
Они покинули горницу, так и не узнав, что на княжеском ложе нежился Жбан. Жбану хотелось хотя бы раз в жизни поспать по-княжески. И Жбан все слышал.
* * *
Вид на Берестиху от леса, с лесной опушки, открывается замечательный. Стой да любуйся. Но темнику Чунгулаю, приведшему сюда свою орду, было не с руки любоваться природой. Перед ним стояли батыри-разведчики, посланные вчера в этот край. У всех у них не действовали правые руки. У одного, поджигателя, плетью висели обе руки….
– Раны серьезны? – спросил Чунгулай Бушера, вполголоса.
– Очень, – так же тихо ответил Бушер. – Разбиты суставы и кости. Я два часа вынимал у них осколки костей из ран. Напоил их целебным снадобьем. Им уже легче.
– Они выздоровеют, Бушер? Рука отсохнет?
– Нет. Рука просто не будет служить им. А у этого обе руки… Почему он лишил его двух рук? Хочешь, я спрошу про это звезды?
– Похоже, я знаю ответ и без твоего колдовства, – задумчиво кивнул Чунгулай. – Я помню этого воина. Этот смелый батыр – левша. Тот, кто стрелял в него, сначала ошибся и перебил ему правую руку. Потом тот, кто стрелял, заметил свою оплошность, он понял, что перед ним левша, и отбил ему левую руку тоже.
– Именно так, повелитель! Ты прозорлив!
– Бушер, не увидел ли ты в ранах осколков наконечников стрел, наносящих такие увечья?
– Нет, повелитель!
– Их ранили не стрелы… – встрял в разговор Шаим, правая рука и придворный лизоблюд Чунгулая. – Старшего разведчика, Балыкчу, – ударило в затылок. То, что ударило, летает вдвое дальше, чем стрела. Я осмотрел затылок Балыкчи – дырочка. А лица у Балыкчи нет вообще. То, что его ударило в затылок, сорвало ему лицо, покидая голову.
– Твои воины все осмотрели вокруг его тела?
– Все! – ответил Шаим. – Но никакой стрелы не нашли. – Шаим запнулся на секунду. – Ничего не нашли, повелитель! Совсем ничего!
– Чем вас ранили? – спросил разведчиков Чунгулай.
– Громом!
– Там в крепости есть колдун…
– У него в руке гром. Он поражает невидимо.
– Ты знаешь такое колдовство, Бушер? – повернулся Чунгулай к мудрецу. – Что говорят о нем твои древние персидские свитки?
– Ничего, повелитель. Возможно, я заблуждаюсь по старости… Но персам неизвестно это колдовство!
– Поэтому царство персов нам покорилось…
– Именно поэтому, повелитель… – склонил свою голову Бушер.
– Повелитель! Есть еще один воин, который может пролить свет на происходящее. Он только что вышел на нас, он блуждал в лесу две ночи и день…
– Давай!
Перед Чунгулаем поставили разведчика, сбежавшего накануне вечером с речной переправы, – спасаясь от Игнача.
Воин трясся – то ли от холода, то ли от страха.
– Расскажи, смелый батыр, что ты видел?
– Там… Там переправа… Нас было трое: Ядгар, Алихан и я… Остался я.
– А ты кто? Сам-то?
