Книга Рыцарь для дамы с ребенком - Елена Чалова

Проснулся Марк в 5.30 — за час до будильника — и в холодном поту — он не поставил стул к кровати, а вдруг она свалилась.

Через несколько секунд молодой человек тупо созерцал Настю, мирно спящую посередине его огромной арабской кровати в обнимку с котом. Ложе это было не двух-, а, наверное, трехспальное и от пола возвышалось всего сантиметров на сорок. Какого черта он решил, что она может с него упасть? Обозвав себя дураком, вернулся в гостиную. Лечь обратно? Какой смысл? Лучше в душ, а потом кофе.

После вышеперечисленных процедур плюс плотный завтрак Марк стал смотреть на мир гораздо оптимистичнее. В конце концов, что сложного в том, чтобы пару дней заботиться о ком-то еще? Она уже вполне взрослая, так что мы поладим. Да и свин вроде ничего, тихий. Что-то он тихий. И не возится. Доктор заволновался и поскакал к клетке. Присел на корточки. Пал Палыч сидел в углу и мрачно смотрел на него круглыми черными бусинками глаз. Вчера Марк как-то не успел его толком разглядеть и теперь с интересом созерцал Настиного любимца. Помнится, в годы школьного детства Марка Анатольевича была в некоторых школах такая форма издевательства над животными — школьный живой уголок называлась. Причем у них почему-то уголок был прямо в классе. Имелся мутноватый аквариум с гуппи (у самцов хвосты всегда были порваны в лоскутки, и они были похожи на мальчишек после драки), клетка с желтым волнистым попугайчиком Кешей и клетка с морской свинкой. Она носила вычурное имя Матильда и была самой бесполезной — тихо сидела в углу клетки, в деревянном домике, грызла морковку и пахла. Из аквариума еще можно было побрызгаться, Кеша доставил детям немало приятных минут, так как, стоило кому-нибудь из преподов разойтись и начать орать, попугайчик мгновенно присоединялся и принимался кричать, визжать и чирикать. Любой учитель тут же брал себя в руки и дальше урок велся чуть ли не шепотом. От свинки толку не было никакого.

Доктор задумчиво разглядывал Палыча. Помнится, Матильда выглядела не так. Ну, во-первых, она была белая с черными пятнами, а этот рыжий. Но вот шерсть — никогда у свинки Матильды не было такой пушистой шубки. Может, ее плохо кормили и она просто была облезлая? — с запоздалым раскаянием подумал Марк. А может, это порода другая? Помнится, у той нос был не такой. Палыч вообще больше всего походил на хомяка — не настоящего, а на того, каким этих животных рисуют в детских книжках: толстенький, щекастый, с хитрыми глазками и яркой шубкой. Размером он правда ближе к кошке, чем к самому откормленному хомяку. Ну да ладно, будем надеяться, что хлопот с ним немного. Запаха от животного почти не было, но это как раз неудивительно — у Матильды подстилка состояла из газеты, которую дежурные по классу периодически забывали менять, а Палыч нежился на свежих опилках. Марк вздохнул с облегчением и встал, чтобы вернуться в комнату. Не тут-то было. Свин издал высокий дребезжащий звук — то ли свист, то ли крик. Доктор подскочил. Громкий какой. Должно быть, это он так здоровается. К тому моменту, как Марк дошел до двери, свин вопил и свистел не переставая. Доктор взглянул на часы и с беспокойством подумал, как там соседи. Еще решат, что он тут дрелью орудует в шесть утра. Черт бы его побрал! Чего ему надо… И тут Марка осенило. «Он небось есть хочет! Какой же я дурак!» — укорил себя стоматолог.

Впрочем, некоторым оправданием может служить тот факт, что у Марка никогда не было домашнего животного, а контакты с Матильдой были минимальны. Он выскочил в коридор и принялся искать пакет с кормом, который дала Лана. Нашел его почему-то в холодильнике и поспешил обратно в коридор. Увидев хозяина, Пал Палыч впал в полное неистовство и принялся грызть прутья клетки. Раздался звон. Визжать он не перестал. Марк подошел к клетке. Свин замер и уставился на него. А мужчина думал: а как этот корм ему дать? Вот в клетке кормушка, кругленькая такая, зеленая. Но если открыть дверцу… А вдруг он убежит? Или укусит? Вздохнув, Марк насыпал корм сверху, прямо сквозь прутья. Кое-что попало в кормушку, но большая часть смешалась с опилками. Палыч посмотрел на человека с презрением, но молча принялся за еду. Ну вот, все не так плохо.

Через час, опаздывая на работу, Марк горько разочаровался. Свин, завидев его, опять начинал орать. Зерно его больше не интересовало. Он вставал на задние лапы и яростно сотрясал клетку резцами, которые можно смело снимать для рекламы зубной пасты.

С ребенком оказалось невозможно поладить. Сначала она не хотела просыпаться, и доктору пришлось бесконечно стаскивать одеяло и повторять на все лады «Настя, вставай». Потом почему-то решила, что сегодня можно не чистить зубы, потом отказалась есть кашу, йогурт, творог и потребовала омлет. Подавив желание вылить кашу на эту белокурую головку, Марк сделал омлет. Она съела треть и сказала, что у мамы вкуснее. Молодой человек разозлился. Не потому, что гордился своим умением делать омлеты — хотя, между прочим, знал пятнадцать рецептов и все мог приготовить так, что пальчики оближешь, — а просто потому, что это был откровенный саботаж. Она не позволила себя причесать и в довершение всего категорически отказалась оставаться дома одна. Марк в полном отчаянии смотрел на ребенка. Девчонка сидела у кухонного стола, одетая в яркую цветастую пижаму и с противным скрипом возила ложкой по тарелке. Спутанные пряди обрамляли недовольное личико. Доктор набрал побольше воздуха в легкие, сосчитал до пяти, подавил желание треснуть кулаком по столу и пошел на очередной круг:

— Настя, пойми, мне надо на работу. Я приду после обеда и свожу тебя в «Макдоналдс».

— Не хочу. Там вся еда синтетическая, вредная, и от нее толстеют.

Здрасте, приехали. А кто несколько дней назад уминал эту самую вредную еду так, что за ушами трещало? И клянчил второй пирожок? Вот оно — женское непостоянство!

— Да? Хорошо, сходим куда-нибудь, где готовят нормальную еду. Или приготовим что-нибудь вместе с тобой…